Пока мы идём (СИ)

– Вылечим твою красавицу, не волнуйся. И потом свадьбу сыграем – шумную, весёлую, чтобы земля всколыхнулась, а небо откликнулось.

– Глупости всё это, – пытается возразить Ксанка, но эти двое будто бы не замечают её.

– Чем отплатить тебе, дае? Всё, что есть, отдам, но ничего нету, кроме сердца в груди, да и оно другой обещано.

Рада смотрит на Яшку и молодеет на глазах: уходят с лица морщины, темнеют серебряные пряди в двух тяжёлых косах, ивовой ветвью изгибается женский стан.

– Искру в серьгу не вдевай, а больше мне от тебя ничего не надобно.

Сгинул морок, стоит перед Яшкой женщина – ни молодая, ни старая, без возраста. Одинокая. Достала из складок юбки холщовый мешок, на плечо накинула.

– Роса давно уже высохла, пора мне травы искать. А ты пока заместо меня побудешь, поглядишь, чтобы огонь под котлом не погас. И примочку у девки на руке меняй, как остынет.

Улыбнулась Рада напоследок и пошла по лагерю. Тяжело идёт, а трава под её босыми ступнями будто и не приминается вовсе.

***

– Договорился я с Жемчужным, – тихо говорит Яшка, в очередной раз шлёпая на Ксанкино распаренное плечо горячий компресс. – Поможет нам табор, проведёт нас по старой горной дороге, и сам вместе с нами пойдёт.

– Коней отдал?

Яшка кивает.

– Слушай, а что это Рада про серьгу твою говорила? Про искру какую-то? Я думала, что каждый цыган серьгу носит, а пока встречала только у тебя и у мужика этого, а.

– Ай, пустое, – отмахивается Яшка. – Примета такая цыганская.

– Скажи, любопытно ведь, – настаивает Ксанка, прислонясь щекой к тыльной стороне его ладони.

– Я ношу, потому что я старший сын, хотя родился вторым. А Жемчужный – единственный и в роду последний.

– Но он же может жениться и завести детей.

– Не может. Обет дал. Его семью всю до последнего человека вырезали, и он обещал мстить…

– Беляки? – ахает Ксанка.

– Не знаю, не спрашивал.

– А как про всё остальное узнал?

– По серьге. Камень или насечку делают те, на ком род прервётся. А значений у алмаза много. Чистый, незамутнённый – как долгая ненависть. Прочный – как месть. Некоторые цыгане его горным жемчугом называют, отсюда и прозвище Жемчужный. А вообще про Ефрема много легенд ходит среди наших.

– Как про Будённого? – уточняет Ксанка, хотя Яшкино слово «наших» по отношению к цыганскому роду-племени неприятно царапает слух.

– Почти, – хмыкает Яшка. – Я и не надеялся, что мне вживую доведётся обоих увидеть.

– Ты… это, – Ксанка обнимает его здоровой рукой. – Не засовывай в серьгу никаких алмазов с насечками, ладно?

– Ладно. Только это и от тебя зависит, мро ило.

И Ксанка краснеет, поняв немудрёный намёк.

6

Степь тянется далеко, а горы – высоко. Вот уже два дня подряд ползут кибитки по узкой извилистой тропке. Слева глухая каменная стена, местами поросшая редкими кустарниками, справа обрыв. Да не такой, с какого Ксанка с ребятами сигали в прохладные волны Ингульца, а настоящий – саженей пять в глубину, гулкий, страшный. По вечерам на его дне клубится густой белёсый туман, свиваясь в призрачные фигуры.

Лохмотья этого тумана, зацепившиеся за острые камни, видны даже днём – Ксанка однажды отважилась, подошла к краю, заглянула. Сердце захолонуло, застучало в висках… если б не Яшка, лететь ей с высоты вниз страшным смертным полётом, а неприкаянной душе долго потом бродить в тумане, горным эхом тоскливо откликаясь на человеческие голоса.

Едет Ксанка в кибитке Рады, запряжённой одним из беляковских коней. Кроме Ксанки там вездесущий Зуралко, Аза-зараза и сама Рада. Яшка вместе с остальными мужчинами идёт пешком, по пути расчищая случайные завалы, а в особо узких и опасных местах беря лошадь под уздцы.

На Ксанкино плечо Рада наложила густую зеленовато-жёлтую мазь, пахнущую полынью и дёгтем, напоила Ксанку какими-то отварами, и первый день путешествия она проспала в кибитке. А сейчас сидит, свесив ноги, смотрит издалека на Яшкину спину и слушает неумолчную Азину болтовню. Зуралко с важным видом устроился рядом с Радой на облучке.

Плохо идёт запряжённый конь, привыкший к седлу и воле, неровно. Но всё же лучше, чем тащить кибитку на себе.

На исходе второго дня устраивают ночлег прямо на дороге. Выстраивают кибитки цепью, стреноживают лошадей.

– Завтра начнём спускаться, – улучив минутку, Яшка не преминул подойти и поболтать. – Жемчужный говорит, я везучий. Обычно на этой дороге даже летом случается много оползней, а мы пока встретили лишь пару небольших завалов.

– Не гневи Хозяина гор, чаворо, – серьёзно говорит Рада.

Но Яшка только отмахивается, быстро целует Ксанку в щёку и убегает устраиваться на ночлег. Ксанка бы с удовольствием ушла ночевать рядом с ним, но Рада запретила, а Аза подняла на смех – где это видано девчонке спать рядом с мужиками. И так, мол, на девкопарня похожа, даром, что в юбке.