Пока мы можем говорить

– Над нами вся больница смеется, – сказала она. – Включая пациентов. Вот зачем ты сейчас пришел, с какой целью? Никогда не думала, что у главных врачей так много свободного времени.

Женя встал, выбросил окурок в урну и вошел вслед за ней в корпус.

– Я скучаю. – Он развернул Анну к себе и обнял так, что у нее что-то хрустнуло в позвоночнике. – Я так скучаю по тебе, что у меня нет сил обращать внимание на условности. Напиши на меня жалобу в Министерство здравоохранения. А лучше давай купим лодку. Будем ездить на Десну, рыбу ловить, варить из нее уху на костре. Ты умеешь уху? Я тебя научу.

Она отперла кабинет, впустила Женю, и он немедленно запер дверь на ключ.

– Открой, – сказала Анна. – Открой немедленно.

– Что, и целоваться не будем? Беспредел вообще…

Анна вздохнула, подошла к нему вплотную и прижалась губами к его губам.

– Теперь открой.

– Аня, так нечестно, это демоверсия. Этого оскорбительно мало. – Он попытался продолжить, но она высвободилась, надела халат и села за стол.

Женя вздохнул, открыл дверь.

– Понимаешь… – начал он, и в этот момент что-то страшно загремело в коридоре, захлопали двери, и женщина закричала там что-то нечленораздельное на высоких тонах.

В кабинет влетела старшая медсестра Лера Рудницкая, верхняя пуговица ее халата была вырвана с мясом, а она все пыталась трясущимися руками нащупать ее, чтобы застегнуться. Наконец оставила эти попытки и судорожно вздохнула. Под распахнутым халатом трогательно розовел кружевной бюстгальтер и мелко дрожал золотой крестик во влажной ложбинке груди.

– Баженову убили, – сипло сказала она.

– Кто такая Баженова? – Жене пришлось вертеть головой, потому что Анна и Лера стояли строго друг напротив друга.

Анна, и без того бледная с утра, стала белее своего халата.

– Да кто такая…

– Варя, – сказал Анна, оседая на пол. – Баженова Варя.

Варя лежала на кровати, ее открытые глаза смотрели в потолок. Санитары заломили руки за спину испуганной Августине. Та и не думала вырываться, только тонко кричала, напрягая худую шею:

– Она сама хотела! Она просила!

Анна держалась за дверь, сзади своим могучим телом ее подпирала Тома, Лера Рудницкая топталась рядом и растерянно бормотала: «Что же это такое, ни одной смирительной рубашки в отделении, да что же это такое…»

Женя, осмотрев Варю, обернулся к Анне и пожал плечами:

– Чего-то не понял. Признаков насильственной смерти я не вижу. Сердце?

– Господи, горе… – тихо сказала Тома.

– Отпустите ее, – велел Женя санитарам. Он взял за руку Августину и усадил ее рядом с собой на свободную кровать. – Как ты это сделала?

– Она просила, плакала… – Августина гулко стукнула себя в грудь худым кулачком и схватила Женю за рукав. – Она сказала: «Я хочу умереть».

– Так, – спокойно кивнул Женя. – Я понял. И что ты сделала?

– Я легла рядом с ней…

– Так.

– И обняла ее. Вот так обняла. – Она сложила руки в кольцо, как будто прижимала к груди невидимый арбуз.

– И что?

– И она умерла. Вы же видите. Я убила ее. Да?

Женя посмотрел на Анну, которая была белее стены, белее халата. Белее белого. Из-за ее плеча выглядывала Тома, мелко моргала и крестилась. Лера Рудницкая стояла, прикрывая ладонями пышную волнующуюся грудь.

Женя взял Августину за руку, девушка вздрогнула.

– Как тебя дома звали? Тина? – спросил он.

– Тина, да…

– Тина, а теперь ты можешь Варю оживить? – Он держал ее ладошку обеими руками. – Можешь? Попробуй.

Августина поднялась, подошла к кровати и легла рядом с Варей. И обняла ее.

Женщины в дверном проеме своей ледяной неподвижностью напоминали скульптурную группу.

Некоторое время ничего не происходило. Прошло минуты три.

– Возможно, я ошибся. – Женя встал и сунул руки в карманы.

В этот момент Варя глубоко вздохнула и закрыла глаза. И снова открыла их.

– Ай да Пушкин! – восхищенно сказал Женя. – Ай да сукин сын. Это я о себе, если кто не понял.

Варя резко села и провела рукой по волосам. Посмотрела на свою руку, оглянулась по сторонам, потрясла головой.

– А что происходит? – строго спросила она. – Вы вообще кто?

* * *