Пока мы можем говорить

Как у него получается так смотреть? И вроде бы в его лице ничего не меняется, но она же видит – сейчас ему на самом деле смешно, хоть он и пытается казаться серьезным. А вот сейчас – беспокоится о ней почему-то, а теперь – думает о том, что нужно захлопнуть эту пыльную папку, крепко взять ее, Алехандру, за руку или, подхватив на руки, закинуть на плечо, как овцу. И отправиться с ней на второй этаж. Надо сказать, что в подобных случаях она никогда не сопротивлялась. Она чувствовала себя самой счастливой в мире овцой, котенком, рыбкой, лианой, малиновым вареньем.

«Он тебе в отцы годится!» – в который раз приводила последний аргумент несчастная Мария.

«Он лучше всех», – нелогично возражала Алехандра, провожая затуманенным взглядом высокую фигуру Андреса – тот широким шагом пересекал двор, уходил до вечера, перед входом в арку оборачивался на полкорпуса и поднимал руку вверх.

Ах, как ждала она его весь день, как бегала к окну, прислушивалась к шагам на лестничной клетке, гипнотизировала взглядом черный молчащий телефон, ложилась лицом к стене, и поджимала колени к сладко ноющему животу, и хотела уснуть, чтобы убить время, но сон не шел. Андрес возвращался, вместе с ним в дом врывались свежие запахи вечера, влетали птицы, вплывали рыбы, ультрамариновой волной вливалось, заполняло все углы и закоулки звездное мадридское небо. И Алехандра никогда не могла отследить, как, в какой момент оказывалась в его руках. Он обнимал ее, покачивал, тормошил, будил, стряхивал с нее остатки дневного оцепенения, отчаянного ожидания…

…Бывает так, думала Алехандра еще тогда, в самом начале, в те тяжелые и странные дни, когда она заразилась, заболела этим человеком, по-настоящему слегла и с температурой выше 39-ти, в ознобе, после тяжелого непродолжительного сна все думала она: бывает так… Например, когда люди вдруг – раз! – и увидели друг друга, и от этого наступают ясные солнечные дни, дивно поют птицы в ветвях, распускаются цветы на лугу и идут звонкие слепые дожди.

Или – бывает так – люди вдруг встретились, и гремит гром, ветер ночами бьется и свистит в водопроводных трубах; будто перед землетрясением тревожно гудят стальные ванты самого большого городского моста, нервничают сейсмологи, и сразу несколько вулканов на Земле начинают вести себя опасно и непредсказуемо. И если вдруг эти два человека – завтра или, хорошо, в следующий понедельник – устанут наконец придумывать идиотские поводы увидеть друг друга и хотя бы поговорить и просто физически столкнутся на крыльце перед входом в телевизионный павильон, эта бедная планета сойдет со своей орбиты, вероятно. Что тогда будет со всеми людьми? А они, они ведь могут и не заметить этого, потому что он решит, что всё, хватит, вот она уже у него в руках, запыхавшаяся, испуганная, дрожащая. Она глаз не может оторвать от его лица, забывает дышать, не может говорить, и – всё, говорит себе он, никуда не денешься, ничего не поделаешь, бесполезно, уже всё, приехали. Хватит терпеть, говорит он себе и гладит ее по голове, успокаивая, согревая. Хватит терпеть, пора себе позволять…

* * *

– Нет, – сказал Олег. – Что за ерунда? Аня, что это за глупости?

Анна двигалась по небольшой кухне как-то бесцельно, просто ей непременно нужно было ходить, а не стоять.

– Я видела это… видела… – повторяла она. – Это возможно, Августина может это сделать. Каким-то образом. Она – как мертвая и живая вода в одном флаконе. У меня как у врача это в голове не укладывается, и как у человека тоже не укладывается, но это правда, хоть и дикая. Это невероятно. Наверное, прав… правда то, что у нее какая-то особая природа… с ней что-то произошло, и теперь она такая… Я тебя прошу…

– Прекрати. – Муж смотрел в окно на дворовый фонарь с обычной своей точки, так, как он смотрел ежедневно. – Не то чтобы я не верил в мистику, хотя да, я в нее не верю, но допускаю, конечно… Все бывает. Но дело не в этом. Меня полностью устраивает мое нынешнее существование.

– Устраивает? – Анна резко повернулась, зацепила краем растянутой футболки уголок подноса, криво пристроенного возле мойки, и чашка с остатками утреннего кофе с молоком скатилась на пол и беззвучно раскололась на две почти равные части. – Устраивает… – Она присела на корточки, принялась вытирать пол бумажным полотенцем. – А меня не устраивает! Ты слабеешь, ты болеешь, мне больно на тебя смотреть, жалко… Я беспомощной себя чувствую! Мы сексом два года не занимались!

– Это да, – спокойно согласился Олег. – Но ведь ты же как-то решаешь для себя эту проблему?

– Что? – Анна поднялась, сжимая в руках бурый бумажный комок. – Как решаю?

Он пожал плечом, посмотрел ей в глаза.

– Я так, в порядке фантастического допущения. Типа пошутил… А я сегодня новый фильм скачал с Гэри Олдменом. Хороший вроде. Рецензии почитал, все хвалят. Не стал смотреть, тебя ждал. Будем смотреть?

– Не будем, – отрезала Анна, насухо вытерла руки и вышла, плотно закрыв за собой скрипучую кухонную дверь.