Пока не будешь счастлив

Я предусмотрительно закрылась. Когда-нибудь я доиграюсь, и моя комната окажется без замка. И без дверей. Но пока что можно наслаждаться относительным покоем. Я надела наушники, чтобы не слышать маму, и принялась наводить марафет.

Мама быстро успокоилась. И не удивительно – ей еще столько всего надо сделать до нового года. А она тратит время на мое воспитание. Раньше надо было. Сейчас уже поздно. Все. Что выросло, то выросло.

Приготовив вещи, я отправилась в душ. После смены мне казалось, что я пахну пережаренной свиной отбивной. Особенно волосы. Я ненавидела этот запах, свинину, а еще терпеть не могла мыть голову. Но приходить в таком виде к Кириллу не хотелось, поэтому я поплелась купаться.

Оказавшись в коридоре, я мельком заглянула в кухню. Мама меня не слышала. Она стояла к двери спиной и что-то резала. Или терла. Не важно.

Я вспомнила, что и вчера застала ее в том же положении, хотя вернулась на три часа позже. На секундочку сердце болезненно сжалось. Мама, конечно, сама виновата, что взвалила на себя кучу обязанностей. Никто не просил ее готовить так много еды. Но никто ее и не отговаривал. И не помогал.

Верно, в этот Новый год все будет так же, как в прошлый, в позапрошлый и так далее… Мама так сильно устанет, что еле дотерпит до полуночи. Папа тоже не будет сидеть до утра. Маленький Ярик попрыгает на нем немножко и уснет. И весь этот праздник, которого он ждет с таким нетерпением, будет лишь немного отличаться от обычного дня.

Я могу помочь маме. Сегодня у меня есть на это время. Тема подождет. Ему полезно на улице постоять, свежим воздухом подышать. А то видела я его вчера – весь зеленый, как гоблин. Ну ладно, посимпатичнее.

Посомневавшись всего пару секунд, я развернулась и пошла в душевую. Мне бы кто помог! Я вообще в петле времени застряла. Расскажи об этом маме – она подумает, что я накурилась. Поддержки от нее не дождешься, так чего поддерживать ее саму?

Кажется, в ванной я провела все полтора часа, которые отвела на сборы. Просто я продрогла, пока шла до дома. Осознала я это только сейчас, отогревшись под душем. Хорошо все-таки быть безработной! Хочешь – мойся до упаду. Хочешь – не мойся. Ну что за жизнь!

Я вылезла из душа, только когда вода стала литься холодная, как бы я ни выкручивала кран. Из-за мыслей о том, какая из меня плохая дочь, я забыла взять полотенце. Сейчас в моем распоряжении было только одно маленькое полотенце для рук, которое висело возле умывальника.

Я переводила взгляд с крошечного куска ткани на свою грязную одежду, пропахшую кошмаром мусульманина. Покусав губу, я решила бросить форму в стирку и прикрыться полотенцем. Мне пройти всего несколько метров до своей комнаты – вряд ли меня кто-нибудь увидит. К тому же, если это будет мама, то ничего страшного. Поэтому вероятность попасть впросак совсем маленькая.

Запихнув одежду в переполненную корзину с грязным бельем (пришлось помогать себе ногой, а то мама еще не успела разобраться со стиркой), я пристроила полотенце на бедрах, придерживая его одной рукой. Что же, самый срам скрыт, а голые попы даже в кино показывают, так что ничего страшного.

Второй рукой я закрыла грудь. Пришлось ненадолго расстаться с этой защитой, чтобы открыть дверь. Но, оказавшись в коридоре, я снова прижала ладонь к груди и тут уже развернулась лицом к проходу.

Затем я вскрикнула от удивления и потому же чуть не выронила крошку-полотенце. Посреди коридора стоял Ярик и изучал меня с внимательностью, которая присуща только четырехлеткам.

Я не знала, как себя вести. Ярик тоже молчал и смотрел на меня так внимательно, что я почувствовала себя античной статуей. По крайней мере, я была такой же бледной. И голой.

Потом Ярик изрек:

– Нам в садике рассказывали, что у обезьян красные попы.

– У тебя будет красная попа, если ты рот свой не закроешь.

Ярик поспешно прижал ладошки ко рту. Он простоял так пару секунд, а затем решил, что угроза красной попы над ним больше не висит, и сказал:

– Но ты не обезьяна, так что странно.

– Ловко подмечено, – сказала я и тут же добавила: – Свали отсюда, мне нужно пройти в комнату.

– Так иди. Я хочу здесь стоять.

Я видела, что он не издевается, а искренне не понимает, в чем проблема. Но это не остудило гнев, который забурлил во мне, и я гаркнула:

– Ярик, свали отсюда быстро! Я спешу.

– Нет.

Заметив, что я злюсь, Ярик тоже насупился. Не удивительно. Кажется, злиться без объективных причин – у нас семейное. Мама, конечно, сказала бы, что Ярику этот ген не передался. Потому что весь его забрала себе я. Но я-то вижу этого маленького проныру насквозь.

– Ярик, – сказала я. – То, что ты увидишь, если не уйдешь, тебе предстоит изучить только в восьмом классе. Так что, если не хочешь получить психологическую травму, лучше отойди.

Едва я закончила, Ярик качнул головой. Он ни секунды не потратил на размышления. Это меня разозлило еще больше, но не удивило. Вряд ли его крошечный мозг понимает, чем сулит психологическая травма из детства. Особенно такого характера, которого я могла ему нанести.