Пока не погаснет последний фонарь

Кадзуо отвернулся, и я не смогла разглядеть выражение его лица. Вздохнув, он уточнил:

– Как это произошло?

– Его убили, – резко ответила я, и в моем голосе прорезались злые ноты, но относились они не к Кадзуо.

Он прикрыл глаза, но затем снова посмотрел на меня:

– Ты знаешь кто? И зачем?

Его голос звучал серьезно и, мне показалось, почти требовательно. Кадзуо и до этого не был особо аккуратен с чувствами других, но такие вопросы заставили меня напрячься, и я прищурилась:

– Тебе-то какое до этого дело? Это тебя не касается.

Возможно, мой ответ прозвучал слишком грубо, но я была зла. Зла на виновных в случившемся с Киёси. На Кадзуо, за то, что разворошил тяжелые воспоминания.

Я ошиблась. Когда я сказала Кадзуо о брате, легче не стало.

То, что происходило еще до смерти Киёси с ним самим и продолжилось после… это было кошмарно. Я не хотела об этом вспоминать, не то что обсуждать случившееся. Все эти подозрения, эта ложь, клевета и насмешки. Вся эта горечь и возмущение. И чувство глубокого сожаления, что все могло произойти по-другому. Если бы только…

Эти бесконечные «если бы» отравляли мне жизнь.

– Прости. – В голосе Кадзуо прозвучало искреннее сожаление, и злость испарилась, сменившись удивлением. – Мне правда жаль.

Несколько мгновений он молчал, но затем продолжил:

– Когда я был еще ребенком, моего отца тоже убили. И я даже знаю за что. Но убийцу так и не поймали.

Голос Кадзуо стал абсолютно обычным, словно бы он и не делился тяжелыми воспоминаниями, словно убийство отца не было для него трагедией. Я попыталась понять, зачем он мне это рассказал. Чтобы поставить нас в равное положение? Потревожив мои раны, рассказал о своих?

Помолчав, я все-таки ответила:

– Не знаю.

Кадзуо непонимающе посмотрел на меня.

– Не знаю кто. И за что, – уточнила я.

Это была ложь. Но я не хотела делиться правдой. Точнее, всей правдой.

Кадзуо кивнул. Он ничего не сказал, но – возможно, мне лишь показалось – словно бы не поверил мне. Или понял, что я недоговариваю. Кадзуо выглядел как будто бы недовольным…

Но в любом случае это действительно не его дело.

Если до этого молчание было тяжелым, теперь оно стало почти невыносимым, и я даже обрадовалась, когда мы наконец увидели очередной небольшой дом в традиционном стиле. Четырехскатная соломенная крыша, бежевые стены, пересеченные деревянными балками, и знакомая вывеска: «Азартные игры».

Азартная игра отняла у нас от силы минут двадцать. Внутри минка мы открыли шкатулку с изображением кои, затем – шкатулку с гейшей, и Кадзуо даже не взглянул на изображение самурая. Он точно не выглядел слабым, но, видимо, был больше уверен в своих умственных способностях.

После окончания игры Кадзуо забрал у меня приятно потяжелевший рюкзак, и мы молча вышли из минка, а я решила делать вид, что ничего не произошло. Так было бы проще для нас.

Я огляделась, чтобы понять, в какой стороне располагался наш импровизированный лагерь, как вдруг заметила что-то у левого угла минка. Приглядевшись, я поняла: это не что, а кто. На земле лежал человек.

Я быстро пошла к нему, чтобы понять, что же случилось, однако, сделав несколько шагов, в ужасе отшатнулась. Меня замутило.

Кадзуо мгновенно оказался рядом и, обойдя меня, всмотрелся в незнакомца. Вернее, в его труп.

Это был мужчина лет сорока, может немного старше. Его лицо было искажено в странной гримасе, кожа имела серовато-синий оттенок, глаза покраснели из-за лопнувших сосудов, а свитер был перепачкан рвотой.

Я попыталась успокоиться, хотя увиденное меня потрясло. Сильнее, чем я могла предположить. Или дело было в том, что я уже была выведена из равновесия разговором с Кадзуо?

Я уже видела мертвых людей. В этом месте… здесь я стала свидетелем многих смертей, причем таких страшных… Однако этот человек погиб вне кайдана. И явно не случайно. Кто-то его убил – причем жестоко. Но за что? Зачем?

Мы стояли рядом с домиком для азартных игр. Неужели кто-то пошел на такое ради еды или лекарств?

Кадзуо тихо выдохнул. На его лице смешались облегчение и злость, и это выглядело очень странно. Однако спустя пару секунд Кадзуо уже с непроницаемым выражением лица приблизился к погибшему и наклонился, разглядывая его.

Внезапно Кадзуо застыл, и на мгновение на его лице вспыхнуло удивление, даже скорее шок. Кадзуо быстро взял что-то, лежавшее на мертвом мужчине, и я подошла ближе, а потому разглядела небольшой деревянный брелок, старый и потертый, с выжженными на нем иероглифами. Кадзуо бросил на меня резкий взгляд, сжав брелок в пальцах, лицо его снова превратилось в ничего не выражающую маску.

– Ты же будущий врач, можешь сказать, что с ним случилось? – Кадзуо поспешно убрал находку в карман пиджака.

Я недоуменно посмотрела на Кадзуо, не веря, что он говорит серьезно.

– Ты издеваешься? Может, лучше пойдем отсюда? Мы ему ничем уже не поможем.

– Не хочешь понять, что произошло? – Кадзуо приподнял бровь.

– По-моему, все ясно. Кому-то очень не хотелось играть в азартную игру самому.

Кадзуо покачал головой:

– Тебе не кажется, что убийство слишком странное для ограбления?