Пока небеса молчат

Я смотрела на него и не могла поверить, что когда-то не спала ночи, мечтая о новой встрече, готова была убежать с ним на край земли, все отдать. Теперь меня трясло от единственного желания – никогда больше не видеть Шадара, забыть о нем до конца жизни. Шадар несет людям несчастья, он эпицентр зла.

Не добившись от меня внятного ответа, он счел нужным пояснить:

– Закопаем трупы и уйдем из Хамсуша. Будем пробиваться к махрабской границе. Там ждет работа поинтересней и заплатят больше.

Может, он надеялся, что начну возражать, добивался бурной реакции на свои слова, но я притворилась, что потеряла дар речи – трясла головой и разводила руками, улыбалась как дурочка.

Шадар снял ладонь с моего плеча, и я одна добралась до того места, где прежде стоял домик шейха. Среди развалин виднелся край черного платья Рузаны. Я села возле засыпанного колодца и закрыла лицо руками

Спустя примерно полчаса мы двинулись по тропе в горы. Кроме меня и Шадара еще пять человек с оружием. Остальные выбрали другой маршрут, наверно, Миша был среди них, если ему сохранили жизнь.

Я не знаю, что заставило его принять такую тяжелую ношу. Все произошло очень быстро. Нет, не страх мучительной смерти, что-то другое, может, он меня пожалел, хотел показать, что мы с шейхом старались не зря, надеялся выиграть немного времени. В искренность его обращения поверить сложно, разве что контузия во время взрыва. Я не врач, не психолог, не знаю мотив.

Но в застывших руках Мусы Зиэтдина были крепко зажаты светлые четки. Пусть Господь примет его в святую обитель и воздаст по заслугам. Если выберусь из этих лесов и гор и когда-нибудь снова попаду в город, прочту все, что смогу достать о суфиях. Может, тогда немножко пойму…

Глава 17. Дорога в Махраб

Я молчала весь день, а вечером на привале Шадар обещал сделать мне болезненный укол, если не стану отвечать на его вопросы.

– Если у тебя шок, быстро вылечу. Выбирай, куда иголку воткнуть – плечо, бедро или зад… Ну, скорее, некогда возиться!

Из кармашка на жилете он достал пакетик с ампулой и маленьким шприцом. Я сначала зажмурилась, а потом выдавила из себя тихое – «Не надо укол».

– Хорошо. Умница, – похвалил Шадар. – Иногда одно грубое слово помогает лучше десятка ласковых. А ведь я не хочу тебе грубить, Мариам, но вчера ты очень меня рассердила. Скажи-ка правду, ты пошла к русскому в сарай еще до обстрела?

– Нет, позже…

– Зачем? Надо было спрятаться в лесу.

– Я не знаю.

Шадар взял меня за подбородок, приподнял голову.

– Жалко тебе русского, да? А почему жалко, ответь. Если бы русский десант в поселок вошел, сразу убили бы и тебя и Рузану, и шейха. Они никого не щадят, зачищая территорию, – ни стариков, ни детей.

– Я не знаю.

Он легонько ударил меня по щеке, будто хотел привести в чувство. Потом уже спокойнее рассудил:

– Понимаю, ты добрая у меня, пожалела мужчину в крови, дерьме и на привязи. Хотела отпустить? Ничего бы не вышло. Зачем ты легла с ним, скажи?

– Я испугалась, упала, когда бомбили.

Шадар усмехнулся, застегнул один из многочисленных карманов жилета и обнял меня.

– И здесь я тебя вылечу, раз еще глупая у меня. Что ты знаешь об этом русском? Может, он дурной, на гражданке напивался как свинья, родителей и братишку бил.

– Нет, у него старшего брата убили ночью на улице, когда он с танцев девушку провожал. Отец еще раньше умер. Мама осталась одна, теперь ждет его, – горячо заговорила я.

– Вот как… – притворно удивился Шадар. – и когда же он тебе успел рассказать? А ты сразу всему поверила, да? А что у него самого трое малых детей остались и жена беременная – не сказал? Зря!

Хотела возразить, что Миша не женат, но вовремя прикусила язык. Я ведь правды не знаю. Хотелось верить, вот и верила каждому слову.

– А какого цвета глаза у него, напомни, я что-то подзабыл, – попросил Шадар.

Я задумалась и вдруг поняла, что и здесь не могу точно ответить. Серые? Зеленые? Голубые? Даже черты его лица в памяти размылись, вот один Миша – выбритый, подтянутый, хмурый – везет меня в Бештем, а вот совсем другой – грязный, обросший, избитый – лежит на гнилой соломе в овчарне.

– Не знаю, – призналась я.

Именно такой ответ устроил и успокоил Шадара. Он принес мне поесть и расстелил спальный мешок. Большой, двоим места хватит. Думала, что сразу провалюсь в сон, когда ляжем, но перед глазами поплыли картины минувшего дня: ямы в земле, искореженный котел и окровавленное тело шейха, обрывки одежды…

А еще я потеряла Дарам, книга осталась под камнями дома Мусы Зиэтдина. Словно замурована в склепе, где лежит бедная Рузана. Не нашлось времени ее похоронить. Заметив, что я дрожу, как в ознобе, Шадар теснее прижался ко мне и прошептал что-то на незнакомом языке, а потом повторил по- саржистански: "Спи, любимая девочка, спи, родная!"