Пока небеса молчат

Шадар усадил меня в кресло – «выбери что-нибудь интересное!», а сам пошел на кухню за чаем. Я наугад рассеянно щелкала местные каналы и наткнулась на старый советский фильм «Сказание о Рустаме». Я раньше не видела эту картину, но сразу узнала сюжет прекрасной поэмы Фирдуоси «Шахнаме».

Ах, как замечательно актеры играли! Какие у них благородные мужественные лица, горящие глаза… И вечная тема войны и мира. Сколько есть мир, в нем всегда гнездится война. И начинается она, как раковая опухоль в головах жестоких и алчных правителей. Шадар сначала морщился недовольно, мол, что за древняя ерунда на экране, потом сел со мной смотреть, увлекся или просто отдыхал в полудреме, склонив голову на мои колени. Но сердито выключил телевизор, заметив, что я плачу.

– Это же сказка, Мариам! Чего ты расстроилась? В жизни все гораздо страшнее и без всяких красивых поз и стихов. Не успевают герои сказать последнее слово, никто их не слышит.

– Ты разрешишь сына назвать Рустамом? Мне нравится это имя, – попросила я.

Шадар помолчал немного, потом согласился.

– Если тебе нравится, пусть так и будет. Хм… Рустам… ну, хорошо-хорошо…

Я благодарно поцеловала его и потянулась за кусочком пахлавы на тарелке. Больше не буду плакать. Завтра, пока Шадар будет занят в саду со строителями, найду в интернете продолжение кинотрилогии – "Сказание о Сиявуше". А еще можно книгу найти. Давно ничего не читала.

– Когда ты снова в город поедешь? – спросила мужа. – Хочу зайти в книжный магазин.

– Тебе интернета мало? – сонно спросил Шадар. – Там все есть.

– Хочу купить Дарам, – неожиданно для себя призналась я.

– Может, тебе и коврик для молитвы привезти? – в голосе его звучала насмешка.

– Не нужно, Замира обещала подарить, – призналась я. – Она их делает на продажу, но мы соседи…

– И лицо прикрывать начнешь? – недобро смеялся Шадар. – Правильная у меня жена.

Я не ответила, и он ушел за вином. Наверно, сегодня опять ляжет поздно. Иногда становится раздражительным, места себе не находит, мечется по дому, будто ищет что не терял.

В эту ночь Шадар впервые рассказал о своей боевой юности. Отец его был учителем и погиб во время урока при бомбежке деревни. Мать позже умерла от нищеты и болезни, в лагере не хватало лекарств.

– Оккупанты выгнали нас в Сирию, потом мы бежали в Махраб, думали найти там вторую родину, но страну раздирали стервятники-иностранцы. Мне было тринадцать лет, когда я вступил в ополчение. Нас – юнцов скоро взяли в плен, пригрозили пытками. На моих глазах замучили двоих, и я согласился служить ублюдкам. Так попал в лагерь для подготовки предателей-диверсантов. Первую неделю нас запугивали, били, запирали на ночь в холодной пещере, лишали еды. Это называлось психологической обработкой. Помню, меня будили среди ночи и заставляли наизусть читать Дарам. Если сбивался, наказывали.

Они думали, что сломали меня, сделали послушную машину убийства. Четыре месяца меня учили стрелять из разного оружия, закладывать на дорогах мины, шифровать донесения. За успехи американский инструктор давал жвачку и колу. Первое задание я выполнил блестяще, мне стали полностью доверять. А потом…

Я не боялся погибнуть, Мариам, но хотел забрать с собой как можно больше наставников. И все сложилось удачно. Они погибли, я уцелел. Значит, такова воля небес.

Я не верю в бога, о котором написаны толстые книги. Я видел его в бою. Он помогает только сильным и уверенным в своей правоте. Сильным, удачливым, ловким. И таких же забирает к себе из ревности. Он безумен и порой играет нечестно. Мы с ним давно сошлись, поскольку очень похожи. Он меня бережет, значит, я ему еще нужен. Не бойся, Мариам. Забудь, что наговорил. Это все сказки… Они ведь не только добрые бывают.

Потрясенная его сумбурным рассказом, я лежала в темноте с широко открытыми глазами.

Я поняла, что однажды Шадар оставит нас. Ничем не удержим.

Только сказала обреченно:

– Мне война видится женщиной – старой беззубой каргой, которая не знала радости материнства. Ведьмой, что умывается в теплой крови, желая помолодеть. Будь она проклята!

* * *

Шадар познакомился с местным старым охотником и скоро купил у него щенка – метиса кавказской и немецкой овчарки.

– Хороший сторож будет! Верный, умный, – нахваливал старик Тандел. – И на охоту можно ходить. Такое сокровище почти даром отдаю.

Песика назвали Каратом. Я очень полюбила его, и он бегал за мной по двору, как мягкий привязчивый шарик. Первое время скучал, скулил по ночам, скребся в двери. Шадар запирал его на веранде, запрещал подходить, жалеть.

– Днем потискаешь! Пусть привыкает быть один.

Зато утром я первая бежала к щенку, наливала молока, брала на руки, прижимала к груди. Такой славный мягкий комочек, сердце замирало от нежности.

Шадар уехал в город, предупредил, что останется на ночь.

– Надо сделать много покупок, могу за день не успеть. Попрошу Замиру к тебе прийти.

– Я не боюсь. Только скорее возвращайся.

Вдруг показалось, он и меня хочет приучить оставаться без него и не хныкать. Я ведь уже большая, переживу разлуку.