Пока небеса молчат

Шадар заставил меня прочесть письмо вслух, а я боялась, что Тамара Ивановна будет о Мише спрашивать. Слова вязли в горле, строки расплывались перед глазами. Но женщина из далекой Сибири сообщала, как много выпало снега в декабре, хвалилась новой баней и воротами усадьбы. Спрашивала, какие цены в Чакваше на сахар и молоко. Приглашала в гости на лето, делилась планами на посадку картофеля, мечтала о теплице для помидор. Желала мне добра и крепкого здоровья. Ни слова о сыне-солдате.

У меня на душе полегчало. Тон письма был ровный и теплый, так мог писать только человек, у которого все хорошо.

– Так ты в Курган летом собралась? – прищурился Шадар.

– Она из вежливости зовет, – объяснила я. – Мы даже ни разу не виделись. Сам посуди, куда мне ехать с малышом?

– Я же везде тебя найду, Мариам. Помни! – пригрозил Шадар.

– Я знаю…

Первые дни без него плакала – тосковала, а потом привыкла. Замира правильно сказала, в моем положении нельзя печалиться.

– Ты что грустишь? У тебя муж за деньгами поехал, радоваться надо. Как без денег прожить?! Сколько помню, мужчины всегда вахтой работали. Отец мой на всю осень уезжал в горы, стриг овец. Своего месяцами не видела – стройки по всей стране. Заняться тебе нечем, Марьяна, без дела сидишь, руки не заняты, – ничего, скоро сынок родится, скуку сразу забудешь.

Я не хотела бездельничать. Еще осенью нашла в интернете курсы расширенного изучения английского языка, получила хорошую языковую практику, общаясь с личным коучем. Каждую субботу ходила в местную школу на лингвистический кружок. С учительницей подружилась. Она всего на пять лет старше меня, приехала из Осетии.

Мне бы тоже хотелось работать в школе, но за плечами лишь неоконченное Гуричанское училище. Можно поступить на заочное отделение университета в ближайшем городе. Прием заявок будет весной. Я буду готовиться. Об этом и написала Тамаре Ивановне во втором письме. Осторожно спросила, одна ли она живет, кто помогает по хозяйству. Не осмелилась про Мишу завести разговор. Если жив, сам может привет передать. А если нет – зачем бередить рану. На всякий случай указала в письме свой телефон. Вдруг Тамара Ивановна захочет позвонить…

Перед рождением Рустама Шадар снова уехал. Словно нарочно бежал от меня, сославшись на серьезный заказ. Я больше не спорила, не упрекала. Замкнулась в себе, засыпала и просыпалась с мыслями о маленьком человечке, который скоро криками огласит дом, переменит всю мою жизнь. Часто разговаривала с сыном:

– Рустамчик, птенчик мой! Золотце мое, сахарный пряничек, ласточонок ненаглядный! Буду тебя любить… Все тебе расскажу про себя, ничего не утаю. Ты моя опора, моя защита. Станешь большой и умный. Красивый и смелый. Лучше всех. Дороже всех.

Он родился ранним апрельским утром, изрядно намучив меня и врача, потом лежал на моей груди теплый, мокрый комочек – хотелось плакать от счастья. До чего крохотные и нежные пальчики, страшно коснуться. Беззащитный, несмышленый и самый родной.

Родственник Замиры привез нас из города в Чакваш, соседи приходили с подарками и поздравлениями. Я чувствовала себя царицей. Вот Шадар приедет – обрадуется! Сынок крепкий, здоровый, попьет маминого молочка и спокойно спит.

Через несколько дней муж с незнакомого номера позвонил.

– Как вы?

– Рустаму уже неделя. Когда приедешь, отец?

Я услышала в трубке глубокий вздох и несколько слов на чужом языке, наверно, Шадар, молился своему неведомому богу.

– Спасибо, любимая! Как там Карат, наверно, еще подрос?

– Да-да… – рассеянно отвечала я, немного обиженная.

"О собаке спрашивает наравне с сыном".

– У вас все хорошо, Мариам?

– Хорошо. Ждем тебя.

– Скоро приеду.

Шадар оставался дома два месяца. Рустамчик весной заболел – насморк, сыпь на спине и ножках. Сутками плакал, просился на руки, медленно прибавлял вес. Врачи подозревали аллергию на цветочную пыльцу, пришлось ехать в город, проходить многочисленные тесты. Я почти не спала, перестала за собой следить, дом запустила. Шадар бродил по лесам или выезжал к морю. Наверно, мы ему надоели.

Иногда я замечала, как он стоит у детской кроватки и серьезно рассматривает сына, а потом презрительно кривит губы. Как-то даже сказал:

– В тебя пошел, глаза синие, пугливые, как у загнанного зверька. Ничего моего не вижу! Хилый, плаксивый. Короста неделями не слазит. Что с ним такое, а? Какие лекарства еще нужны?

Я стерпела обиду. Окаменела душа. Вот уж правду говорят, не в деньгах счастье. Шадар не жалел средств, а сыну лучше не становилось. Я купала его в целебных травах, заговоры и молитвы читала по советам старой соседки. Потом заметила, Рустам тяжело переносит жару. Мы установили кондиционер и гуляли во дворе на рассвете или вечерами. Сынок посапывал в коляске, а я пыталась читать учебники, но ничего в голове не оставалось. Про заочное обучение пришлось забыть, как и про уроки английского.