Пока нормально

К тому времени, как я туда добрался, я не мог поверить, что еще способен потеть. У меня было такое чувство, как будто из меня выпарили всю жидкость до последней капли. Я не мог поверить, что на фольге, в которую было завернуто дорогое лимонное мороженое, еще остался иней.

Дом миссис Уиндермир стоял в конце длинной дорожки, выложенной кирпичами, которые так и дышали жаром. Она вела от основной дороги через сады – их явно только что поливали оросителями, которые теперь, конечно, выключили, – потом мимо чего-то вечнозеленого, потом среди высоких деревьев с густой листвой – эти хотя бы отбрасывали на мир внизу какую-то жалкую тень, – потом опять через сады с цветами, за которые я душу отдал бы, так мне захотелось отнести их матери, и, наконец, по новой порции раскаленных кирпичей прямо к дому. Если б не знал, я в жизни не поверил бы, что такой огромный дом может принадлежать одному человеку. У него впереди были колонны, представляете? Колонны! А окон больше, чем в моей старой школе в Камилло. Все стены заросли плющом, зеленым и белым. А над парадными дверьми – круглое окошко. Да-да. Прямо над ними. Из него и выглянуть-то никто не смог бы: разве туда дотянешься?

Под деревьями было тихо. Ни ветерка. Я слышал только, как кто-то стучит на пишущей машинке и как она звякает, когда этот кто-то доходит до конца строчки. Больше ничего. Словно даже птицы понимали, что им лучше помалкивать, поскольку никому не разрешается беспокоить великую миссис Уиндермир.

Я оставил тележку у лесенки, которая вела к двери, а сам позвонил в звонок и отступил назад.

Стук машинки не прекращался. И позвякивала она все так же.

Я подождал.

Стук машинки не прекращался. И позвякивала она все так же.

Я поднялся по лесенке и опять позвонил в дверь. Дважды. И постучал. Дважды.

Машинка умолкла.

Я отступил на шаг – и правильно сделал, потому что дверь вдруг распахнулась и на пороге возникла миссис Уиндермир. Во всяком случае, я решил, что это она.

Волосы у нее были белые, как облака, и примерно такие же пышные, воздушные и клочковатые. Они напоминали гигантскую тучу вроде тех, которые иногда собираются на горизонте в жаркие дни. Сверху они были туго перетянуты красными резинками, так что получилось что-то вроде узелка, и из этого узелка торчали три ярких желтых карандаша. Думаете, я вру? А платье на ней было синеватое и все переливалось – такие платья обычно надевают, когда идут в оперный театр. (Это не значит, что я хоть раз был в таком театре, меня туда в жизни не заманишь. Можете себе представить, чтобы Джо Пепитон когда-нибудь пошел слушать оперу?) Наверху облако, под ним сверкает синь – все вместе смахивало на грозу, которая ходит сама по себе. Что ж, это было не самое неприятное зрелище, притом что температура сегодня явно поставила себе цель перевалить за сорок.

Между прочим, разглядел я все это не больше чем за полсекунды, потому что не успела она открыть дверь до конца, как уже спросила:

– Ты кто?

Правда, она не совсем так спросила. Она еще добавила то, чего я никогда не слышал ни от одной важной дамы. Спросила, какого я здесь… ну, в общем, понятно.

– А вы как думаете? – ответил я. Знаю – в духе Лукаса. Но учтите, она первая начала. Вдобавок, было очень жарко. А мистер Спайсер так и не дал мне по-настоящему холодной кока-колы. Со льдом, сползающим по бокам.

Она посмотрела мне за спину, на тележку.

– Я думаю, что ты очень тощий и очень наглый посыльный из магазина, а у меня сейчас совершенно нет времени на очень тощих и очень наглых посыльных из магазина. Так что иди-ка отсюда вон и возвращайся ближе к вечеру.

И закрыла дверь. Вернее, захлопнула.

Я снова услыхал стук машинки. И звяканье.

Мне почудилось, что я слышу фырканье Лил. Как будто она была где-то рядом.

Я постоял пару минут. Чтобы понять, как мне хотелось пить, вообразите, что вы служите во Французском иностранном легионе и заблудились где-нибудь в Сахаре на целую неделю. Я представил себе, как потащу свою тележку обратно по раскаленной кирпичной дорожке и дальше, через поле. Представил, как потащу ее через все четырнадцать кварталов обратно в «Спайсерс дели». А потом я представил себе, как буду делать все это еще раз ближе к вечеру.

Я позвонил в звонок.

Стук машинки не прекращался. И позвякивала она все так же.

Я позвонил опять. Дважды. Постучал. Дважды. Отступил назад.

Стук прекратился, и теперь дверь распахнулась еще быстрее.

– Тебе известно, что такое Вдохновение? – спросила миссис Уиндермир.

Согласитесь, от нормального человека ничего похожего не услышишь.

– Не знаю, – сказал я.

– А я знаю, что неизвестно, иначе ты бы не трезвонил мне в дверь. Вдохновение – это бог, который приходит, когда пожелает, а это случается нечасто. Но когда он все-таки приходит, то садится рядом с моим столом, складывает крылышки, и я предлагаю ему все, чего он хочет, а он взамен позволяет мне печатать то, что потом превращается в пьесы, которых ждут владельцы нью-йоркских театров. И в эту минуту он сидит рядом с моим столом и настроен очень благосклонно. Так что если ты уйдешь отсюда и…