Пока нормально

– А если вы предложите ему порцию мороженого? – спросил я. – Тогда он останется подольше?

Она посмотрела мне за спину, на тележку.

– Мороженого? – спросила она.

Я кивнул.

– Какой сорт я заказала?

– Лимонное.

Она немного подумала.

– Лимонное? – повторила она.

Я снова кивнул.

Она еще раз посмотрела на тележку.

– Обойди дом. Увидишь там дверь на кухню. Вынь все, что ты привез, и убери куда полагается. Только если ты не сообразишь, куда что полагается, ради бога, не приходи и не спрашивай меня. Просто оставь это на кухонном столе. Советую начать с мороженого. И не вздумай шуметь!

И она снова закрыла дверь. Вернее, снова захлопнула.

Я пошел по кирпичной дорожке в обход дома. Надо сказать, что с этой стороны не было ни клочка тени, так что в смысле жажды положение стало совсем аховое. К двери на кухню вели три ступеньки. Я вынул из тележки мороженое и поднялся по ним.

Дверь оказалась заперта. Ну конечно. Ясное дело, она оказалась заперта.

Я подумал, что надо пойти обратно и снова позвонить в звонок.

Потом я подумал, что надо вообще уйти, а весь заказ бросить прямо здесь. И пусть лимонное мороженое растечется по ступенькам.

Но вместо этого я заглянул под коврик у двери – и увидел там ключ. Очень умно со стороны миссис Уиндермир! Если кто-нибудь вздумает залезть к ней в дом, пока она будет в оперном театре, он, конечно, в жизни не догадается заглянуть под коврик.

* * *

Вот кухня миссис Уиндермир в цифрах:

Пол выложен желто-белой плиткой – двадцать четыре плитки в длину, восемнадцать в ширину.

Шестнадцать медных кастрюль и ковшиков, подвешенных над столом из цельного куска дерева.

Четыре желтые табуретки вокруг того же стола.

Двенадцать стеклянных шкафчиков, сплошь белых внутри. Всю посуду моей матери можно было бы засунуть в один из них, и еще осталась бы куча места.

А посуда! Вся белая и желтая. А стаканы! Столько, что и не сосчитать. И все подходят друг к дружке. Ни одного треснутого.

Вы поняли, кто заслуживает такой кухни, правда?

Прежде чем заняться другими вещами, я выпил примерно полтора галлона воды из-под крана. Просто подставил под него рот и включил воду. И даже не боялся, что миссис Уиндермир войдет и увидит, что я здесь делаю. Я же не трогал ее стаканы. А до чего было вкусно! Даже лучше, чем по-настоящему холодная кока-кола.

Потом я разобрал все продукты из заказа, начав с мороженого – его я сунул в морозильник. Зеленую фасоль, морковку и лук я положил на деревянный стол, но все остальное рассортировал по шкафчикам, которые, если бы меня спросили, и так были далеко не пустые. Но меня никто не спрашивал.

Потом я выпил еще воды на дорожку. Опять примерно галлона полтора.

Потом шагнул к двери – и вспомнил про двадцать два доллара семьдесят восемь центов.

Мне и отсюда было слышно, как стучит и звякает машинка. Она не замолкала ни на секунду. Похоже, бог вдохновения до сих пор проявлял благосклонность к миссис Уиндермир.

Но мне нужны были эти двадцать два доллара и семьдесят восемь центов.

Я открыл внутреннюю дверь кухни и вошел в столовую. Там было прохладно, сумрачно и полно роз – больших и красных на черных обоях и таких же больших и красных в вазе посреди темного стола, который выглядел так, будто попал сюда из какого-нибудь музея.

Я пошел туда, откуда неслись стук и звяканье. По длинному-предлинному коридору, увешанному портретами актеров и актрис в рамках – тут были Ричард Бёртон, Элизабет Тейлор, и лысый Юл Бриннер, и Телли Савалас, тоже лысый, и Дэнни Кей, и даже Люсиль Болл, и все позировали на сцене. Потом коридор вывел меня в залитую светом гостиную, тоже всю желто-белую. Дальше был еще один коротенький коридор, а в его конце – дверь в стеклянных ромбиках, за которой я увидел миссис Уиндермир: она печатала так увлеченно, что иногда ее руки взлетали гораздо выше плеч, прежде чем снова ударить по клавишам. И, кстати сказать, на стуле рядом с ее столом не было никакого бога с крылышками. Да он и не смог бы туда сесть, даже если бы захотел. Весь стул она завалила книгами – по большей части они были открытые и лежали друг на дружке.

Я не сразу постучал в эту стеклянную дверь. Смотрел, как она печатает, и не мог оторваться. Думаете, я вру?

Но не мог же я стоять здесь до бесконечности. И я постучал.

Стук машинки не прекращался. И позвякивала она все так же.

Я постучал опять. Дважды.

Не оборачиваясь, она помахала мне рукой: уходи, мол.

И я постучал опять.