Ежегодный осенний пикник для всех работников Бумажной фабрики Балларда всегда проводился на озере Мэрис, но поскольку мы приехали поздно, нам пришлось оставить машину примерно за милю оттуда – и все потому, сказал отец, что я не разобрался вовремя со своими заказами. Правда, мы бы и без этого опоздали, сказал он: нашему Дугго хоть скипидару под хвост плесни, он все равно будет ползать, как черепаха. Но даже сюда доносился запах жареной курицы – мы почуяли его, едва вылезли из машины. А еще услышали крики и веселый гам. Когда мы шли к озеру, люди вокруг махали руками и окликали друг друга, а потом они помахали нам, и какие-то женщины подошли к матери знакомиться, взяли ее за руки и повели знакомить с кем-то еще, потому что этот кто-то тоже жил совсем недалеко от нас, и разве не ее они видели этой осенью в церкви Святого Игнатия?
Отец и мы с братом пошли мимо длинных столов, и кто-то окликнул нас, и отец буркнул что-то в ответ, а потом этот кто-то порылся в куче пакетов, вытащил два и подозвал меня с братом и отдал их нам.
В пакетах были часы «Таймекс». Думаете, я вру? Настоящие часы «Таймекс» с секундной стрелкой и настоящим кожаным ремешком, с числами до двенадцати и числами до двадцати четырех, чтобы можно было узнать точное время суток. Часы «Таймекс». Подарок от Бумажной фабрики Балларда.
Брат посмотрел на меня. А я – на него.
Даже между теми, кто терпеть друг друга не может, иногда – хотя это длится не больше секунды – возникает полное взаимопонимание. Он улыбнулся, я тоже, и мы оба надели свои часы и стали смотреть, как бегут их секундные стрелки.
У моего брата эти часы были первые в жизни.
И у меня тоже.
Отец поглядел на наши запястья.
– У вас скоро кожа от металла позеленеет, – сказал он. – Вот увидите.
Я и не знал, что на Бумажной фабрике Балларда работает столько народу. Здесь собрался чуть ли не весь Мэрисвилл. Недалеко от нас играли в волейбол, и никто даже не пытался вести счет.
В другом месте играли в бейсбол, мужья против жен. Думаю, вы сами можете себе представить, как это было смешно. Отец стоял неподалеку с Эрни Эко – они ухмылялись и отпускали разные шуточки.
Примерно человек десять метали подковы, и оттуда доносились такой звон и крики, как будто занятия умнее и придумать нельзя – хотя для этих придурков, наверное, так оно и было.
Я пошел к озеру, где по случаю жары купалась целая куча ребят (чего я решил не делать сами знаете почему), – примерно восемь пар затеяли сражение, сидя друг у дружки на плечах, а еще кто-то просто нырял с чужих плеч, и там был Джеймс Рассел, который помахал мне, чтобы я шел к ним, но я покачал головой, и он кивнул.
И надо всем плыл запах жареной курицы, и потрескивал жир, капающий в костер, и дымок стелился над бейсбольным полем, и над метателями подков, и над волейболистами, до самых столов, накрытых чистыми белыми скатертями, где женщины – включая мою мать – расставляли миски с салатами, и блюда с булочками, и кувшины с розовым лимонадом, и тарелки с вареной кукурузой, от которой валил пар, и новые миски с салатами, пока весь остальной народ не начал перебираться с бейсбольного поля поближе к ним, а потом один из поваров около грилей крикнул: «Готово!», и тогда все подтянулись еще ближе и выстроились в очередь, и повара притащили огромные подносы с горами жареных куриц, и в теплом голубом воздухе разнесся просто потрясающий запах, и я посмотрел на маму, которая улыбалась во весь рот, словно вернулась домой после того, как долго-долго где-то пропадала.
А первым в очереди оказался мой брат. Ну надо же, какая неожиданность.
Но это ничего не значило, потому что даже если бы здесь собрались все жители города Мэрисвилла в полном составе, они и то не смогли бы съесть такую прорву еды. Все было как в сказке: стоило опустошить тарелку, как она тут же куда-то исчезала, а вместо нее точно по волшебству появлялась другая, еще полнее. И жарилось еще больше куриц, и дымились чаны с вареной кукурузой, а потом в очередь прибежали ребята с озера, мокрые с головы до ног, и все они вопили, что нечего запрещать им обляпываться едой, раз они все равно скоро опять вернутся в воду, а потом все так объелись курицы, салатов и кукурузы, что стали пробовать сесть поудобней, держась за живот, а потом на лужайку выкатили большие алюминиевые тележки, и все дети помчались к ним и полезли внутрь за фруктовым льдом, и клубничными пирожными, и вафельным мороженым, и Джеймс Рассел схватил меня за руку и крикнул: «Бежим!», и я тоже побежал и достал оттуда эскимо в апельсиновой глазури.
Эскимо в апельсиновой глазури! Знаете, как это вкусно в яркий осенний день, когда ты наелся до отвала жареной курицы и твоя мама смеется по-настоящему, как смеялась когда-то давным-давно, и ты вдруг замечаешь, что твой отец держит ее за руку, чего не бывало ни разу за последние сто, а может, и двести лет?
Пока не появился Эрни Эко и мать не отошла в сторону.