Я наблюдаю, как остальные ребята чертят треугольники пальцами, присматриваясь перед тем, как толкнуть свои шарики. Я сижу на земле рядом с ними. Запах горячего асфальта напоминает мне набережную в Санта-Круз, на которой можно было обжечь ступни в жаркие летние дни. Это воспоминание больно отзывается в груди, и мои глаза наполняются слезами. Но я смахиваю их и стараюсь сосредоточиться на игре. У меня всегда хорошо получалось играть в марблс. Покажу им, на что способен. Я ложусь на землю и какое-то время трачу на то, чтобы найти нужную траекторию. Крепко зажмурив один глаз, я щелкаю по шарику с нужной силой. Если щелкнуть слишком сильно, он пролетит мимо цели. Слишком слабо – и он не достанет до нее.
Да!
–
Я отвечаю ему:
–
Он кивает мне. Такой кивок – это знак уважения.
Другой мальчик отталкивает меня.
–
Я понимаю, что он говорит – скоро прозвенит звонок. Французские слова проникают в мой мозг, как привидения, которые проходят сквозь стены. Не то чтобы я был против, но я точно ни за что не начну говорить на этом языке.
После перерыва начинается урок музыки. Зак говорит мне, что они называют учителя Тонтон Мариус, потому что он с юга. Видимо, я выгляжу потерянным, и он добавляет:
– Ну, из Марселя Паньоля.
– Кто это?
–
Я отрицательно качаю головой и краснею. Я не привык быть тем, кто ничего не понимает.
– Я был в Америке один раз, – тихо произносит Зак, – но совсем не помню эту поездку, мне был всего год. Папа сказал, что свозит меня туда еще раз, когда я стану постарше. А правда, что там у всех есть телевизор?
– Наверное. – У всех, кого я знаю, он точно есть, но это же не значит, что он есть у каждого человека в Америке.
– Вау! Значит, все богатые?
– Я не думаю.
Я вспоминаю уборщика улицы. Он не показался мне богатым. Но я ни разу об этом хорошенько не думал.
После урока музыки с Тонтоном Мариусом начинается урок математики. Я всегда хорошо понимал математику, и на ней не нужны слова, только бесконечные строчки с цифрами. Я хорошо с ними лажу.
Учительница ходит взад-вперед между рядами и время от времени тыкает линейкой в тетради, указывая на ошибки. Она подходит ко мне и задерживается над моей партой.
–
У нее мягкий голос, он звучит как колыбельная. Я поднимаю голову и улыбаюсь ей. Я думаю, что она сказала, что я хорошо справляюсь.
–
После урока Зак спрашивает:
– Хочешь пойти ко мне после уроков?
– Еще бы!
Все лучше, чем возвращаться в унылую квартиру.
– А может твоя мама спросить у Сары?
– Кто такая Сара?
– Женщина, которая меня забирает.
– Что? Я думал, что это твоя мама.
– Нет, моя мама сейчас в Америке.
– Но месье Леплан сказал, что ты приехал в Париж к своим родителям. Он сказал, что тебя перевезли в Америку из-за войны.
– Неужели? Значит, он не знает всю историю. Это секрет.
– Секрет? О чем это ты?
– Мне нельзя говорить об этом.
– Но я очень хорошо умею хранить секреты. Клянусь жизнью. – Он кладет руку на сердце и делает такое серьезное лицо, что я начинаю смеяться.
– Зак, я расскажу тебе, как только смогу, обещаю. Просто не сейчас.
– Ладно. – Зак пожимает мне руку. Это заставляет меня почувствовать себя взрослым.
– Но я уверен, что Сара разрешит.
Так что после школы, как мы и задумали, Зак просит свою маму узнать у Ненастоящей мамы, можно ли мне пойти поиграть к ним в гости. Саре, кажется, нравится эта идея, и она улыбается мне так, будто только что услышала очень хорошую новость.
– Ну же, она разрешила. – Зак тянет меня за собой. Я оглядываюсь и вижу, что Ненастоящая мама идет за нами и болтает с мамой Зака.
– Она что, тоже идет? – спрашиваю я.
Зак оглядывается на них.
– Ну да, а что?
– Ничего, просто спрашиваю.
Черт! Она наверняка прямо сейчас рассказывает маме Зака всю историю. Теперь Зак обо всем узнает. И тогда он узнает, что я ему соврал, и это положит конец нашей дружбе. Что мне теперь делать?
– Зак, – говорю я, – Я должен рассказать тебе секрет. Когда мы останемся вдвоем.
Глава 71
Сара