Пока Париж спал

На кухне засыпает кофейные зерна в кофемолку и поворачивает выключатель. Чтобы заварить кофе, требуется время, но ей нравится запах, да и сам процесс успокаивает. С тех пор, как они вернулись из Аушвица, она стала получать удовольствие, выполняя рутинные дела, чего раньше никогда не было. Теперь она не спеша моет посуду, тщательно промывая каждую тарелку, а затем вытирает все до блеска. Раньше она поставила бы их в сушилку. Но теперь такие ритуалы помогают ей сохранять эмоциональное равновесие.

– Ты уже встала? – спрашивает Давид, заходя на кухню. – Сколько времени?

– Я не знаю, около семи.

– Чем ты хочешь заняться сегодня?

– Не знаю.

Раньше по субботам у них была традиция – с утра они шли в синагогу, затем скромно обедали дома и прогуливались по Маре во второй половине дня. Но теперь им приходится все время придумывать, чем бы заняться – что могло бы понравиться девятилетнему мальчику. Саре не хватает походов на службу, и она знает, что Давид тоже по ним скучает.

– Давид, почему бы тебе не пойти в синагогу, а я схожу погулять с Самюэлем? Может, свожу его в Тюильри.

– Мне бы хотелось, чтобы мы все вместе сходили на службу, как семья. Не хочу идти один.

– Знаю.

Она возвращается к кофе и засыпает молотые зерна в кофеварку.

– Но должно пройти какое-то время, прежде чем мы вместе сможем пойти на службу. Сейчас это только расстроит его и может навсегда оттолкнуть.

Сара смотрит на Давида. Он хмурится.

– Он понимает больше французских слов, чем показывает.

– Знаю.

Сара улыбается, думая о том, как Сэм противится французскому, хотя она видит, что он впитывает новые слова как губка.

– Но он не ходил в церковь даже в Америке, только на Рождество и Пасху.

– Странно должно быть растить ребенка без веры. Как ты можешь привить ему ценности и принципы, ни на что не опираясь?

Сара смотрит на него, задумавшись, а не прав ли он. И значит ли это, что у Самюэля нет ценностей и принципов. Но не верит в это. Несмотря на его злость и желание показать им, что он не хочет быть с ними, она видит, что мальчик хорошо воспитан и внимателен к другим, хоть и пытается это скрыть. Он на самом деле не желает ранить их, ему просто хочется поехать домой.

– Он хотя бы немного понимает, что такое вера, – продолжает Давид. – Знает, кто такой Бог. И он уже бывал в церкви раньше.

Он снова хмурится, и Сара понимает, что он обдумывает сказанное. Затем он говорит:

– Я думаю, важно подчеркнуть, что это тот же самый Бог. Мы должны искать точки соприкосновения, где это возможно.

– Как же быть с Рождеством?

Давид улыбается ей.

– С Рождеством? Ты забегаешь слишком далеко.

– Да, но ты знаешь, что в Америке это очень важный праздник. Вся страна отмечает его.

– Думаю, мы тоже можем дарить ему подарки и делать вид, что их принес добрый толстяк в красном пальто и с белой бородой. – Он ухмыляется. – В этом ведь нет ничего плохого.

Сара знает, что он иронизирует, но она не настроена на шутки. Давид всегда был непреклонен в том, что касается Рождества. Она отвлекается и проливает кипяток мимо кофейного фильтра.

– Все готово к сегодняшнему дню?

Давид кладет руку ей на плечо.

– Да. Еда готова, и я вчера сделала уборку.

– Отлично.

Он забирает у нее кофейник.

– А теперь садись. Сегодняшний день должен быть посвящен отдыху и молитвам. Я знаю, ты любишь постоянно что-то делать, но давай вспомним Бога в этот особенный день.

Как объяснить ему, что это-то и тревожит ее больше всего? Как сказать, что она больше не может молиться? Ее разум раздирают сомнения; она больше не понимает, что правильно, а что нет. Плохо, что она хотела вернуть сына? Плохо ли наказывать человека, который его спас? Она не хотела, чтобы его наказывали.

Каждый раз, когда она думает о Бошаме, ее наполняет стыд. Естественно, это было не ее решение, но тюрьма! Это кажется таким несправедливым. Их всех уже наказывали, слишком много и слишком долго. Она просто хочет, чтобы всем страданиям пришел конец. Иногда ей кажется, что она поглощает в себя боль всех людей до тех пор, пока ее сердце не разорвется на части. Это уже слишком. Она просила Господа помочь и дать ей сил, но кажется, он больше ее не слышит.

Он ответил на ее молитвы, когда она просила его сберечь своего сына. Этого должно быть достаточно. Но нет, ей хотелось большего, не так ли? Из-за жадности к себе и собственного эгоизма она хотела вернуть сына обратно, не просто любить его, а обладать им.

Глава 76 Сэм

Париж, 21 сентября 1953 года

Наконец-то наступил понедельник. Фух! Я так рад наконец-то оказаться подальше от них.

Достаю законченное письмо для мамы из-под матраса и кладу его в школьный рюкзак. Я так рад, что отдам его Заку и он отправит его. У меня даже есть 50 центов на марку. Украл их из сумочки Ненастоящей мамы.

Как только я оказываюсь в школе и сажусь за парту, то протягиваю деньги Заку.

– Зак, хочу попросить тебя об одолжении, если ты не против. Мог бы ты отправить для меня одно письмо?

Я протягиваю ему 50 центов.

Зак крутит письмо у себя в руках.

– А почему ты сам не отправишь?

– Мне нельзя.

– А, тогда ладно.