Пока Париж спал

– Мама, все в порядке. Он может прийти к нам на кофе, мы можем притвориться, что у нас полдник.

– Может, он что-нибудь принесет. – Папа развернулся в своем стуле. – Готов поспорить, у него есть связи. Такой молодой человек, работает в Дранси. Он должен знать, как добывать всякое.

Он не произнес слово «коллаборационист», но оно повисло в воздухе, невысказанное.

Я знала, что они не хотят приглашать его на обед, и благоразумно посоветовала Жан-Люку прийти к четырем. Никто никогда ничего не делал в четыре часа дня в воскресенье, и Клотильда не работала по воскресеньям. Мое приглашение удивило его, а когда он его принял, это удивило и меня. Это был внезапный порыв, и должна признать, я начала сомневаться в том, что сделала. Пыталась ли я доказать что-то моим родителям? Показать им, что я больше не их маленькая девочка? Или я просто хотела разозлить их, пригласив в дом работника железной дороги, прекрасно зная, как важны для них образование и класс.

– Это просто было бы вежливо – что-то принести, – продолжил папа, прерывая мои мысли. – Наверняка он захочет произвести на нас впечатление.

Все их мысли теперь сводились к еде. Еда. Еда. Еда. Разве не было на повестке более важных вещей? Я отвернулась от них, подошла к кухонной раковине и посмотрела в окно на задний двор.

– Почему его отправили в немецкий госпиталь? – сказала мама мне в спину.

– Не знаю.

Я обернулась.

– Возможно, потому что он работает в Дранси.

Папа поджал губы.

– А я работаю в немецком госпитале, разве нет? В чем разница?

– Смени тон, Шарлотта. – Мама смотрела на меня, прищурив глаза.

Жан-Люк пришел ровно в четыре часа, звук дверного звонка заставил мое сердце бешено забиться, а желудок сжаться. Папа открыл дверь и церемонно пожал ему руку. Мама стояла позади.

Он протянул ей руку, я затаила дыхание. Она медленно ответила. Затем он повернулся ко мне, и я протянула ему руку прежде, чем он поцеловал меня в щеку. Это было до смешного официально, но мне не хотелось, чтобы он целовал меня при родителях. Я уловила его улыбку и почувствовала, как краснеют мои щеки, когда улыбнулась в ответ.

Несколько секунд мы стояли так, будто не понимая, что делать дальше. Затем Жан-Люк открыл свою сумку.

– Я кое-что принес.

Он порылся в ней и наконец вытащил сверток.

– Saucisson.

Атмосфера тут же разрядилась. Этот saucisson на мой взгляд выглядел не очень аппетитно – розовато-серый и сморщенный, но глаза мамы загорелись, когда она забрала у него сверток и отложила его на потом.

– Хотите кофе? – спросила она.

Папа громко рассмеялся.

– Кофе! Это молотый желудь, как и у всех остальных.

Он повернулся к Жан-Люку.

– Пойдемте, сядем в гостиной. Неси настоящий кофе, Беатрис.

Я пошла за ними в гостиную, а мама осталась готовить напиток. Папа сел в свое кресло, а мы с Жан-Люком сели на диван. Я подавила желание взять его за руку и вместо этого посмотрела на папу, чтобы проверить, как он собирается начать разговор. Но он откинулся в кресле, будто бы дистанцируясь.

– Шарлотта прекрасно заботилась обо мне в госпитале, – сказал Жан-Люк.

Папа помедлил с ответом.

– Да, она сказала мне, что с вами произошел несчастный случай. – Он помолчал. – В Дранси.

– Кофе.

Мама вошла в комнату, в руках у нее был поднос с тремя чашками и каким-то печеньем, о наличии которого я даже не подозревала. Я не догадывалась, почему она хотела произвести на него впечатление, но приняла это за добрый знак.

– Merci, madame.

Жан-Люк взял чашку и блюдце с тонким печеньем.

– Да, – продолжил он. – Я работаю в Дранси уже… уже два месяца.

Он посмотрел на свои ступни, чашка балансировала у него на ноге. Он медленно отхлебнул, глядя на меня поверх чашки.

– Вы работник железной дороги, – слова папы прозвучали скорее как обвинение, чем как вопрос.

– Да, а я помощница медсестры.

Я выпалила это не подумав, но мне была противна сама мысль о том, что они заставляют его чувствовать себя человеком второго сорта.

– Мы в курсе, Шарлотта.

Голос мамы был мягким и тихим, будто она разговаривала с ребенком, – каждый должен делать то, что может, во время войны.

Она повернулась к Жан-Люку.

– Как произошел этот несчастный случай?

– Я работал на одной из линий, и вдруг лом взметнулся в воздух и ударил меня по лицу. Я упал и сломал ногу.

Он сделал паузу.

– Глупая ситуация.

Папа вскинул бровь, будто соглашаясь с этим утверждением.

– Да, – мама посмотрела на него, – теперь у вас огромный шрам.

Его рука взметнулась к шраму и потрогала его шершавые края. Я представила эту шероховатость на кончиках пальцев.

– Как давно вы работаете на Французские национальные железные дороги? – Папа поднес кружку к губам. Я надеялась, что он будет дружелюбным.

– С пятнадцати лет.

– Значит, вы ушли из школы в пятнадцать лет?

– Oui, monsieur.

– То есть вы не получили аттестат зрелости?

– Нет, не получил.

Жан-Люк отвел взгляд.

Мне было стыдно за папины намеки – уйти из школы, не получив аттестат зрелости, означало обречь себя на пожизненный физический труд и черную работу. В комнате повисло неловкое молчание.