Пока Париж спал

Когда они уже не могут больше находиться на солнце и слишком устали, чтобы плавать, они собирают вещи и уходят с пляжа. Проходят мимо дворника в синем комбинезоне, опирающегося на большую метлу – на ее щетине красуется коллекция всевозможных подарков этого дня: обертки от мороженного, бычки сигарет и сломанные коробки от карт. Он не особо торопится закончить свою работу.

– Погода скоро изменится, – он указывает на пушистые облака, плывущие по небу. – Возможно, будет буря.

Глазами они следят за движением его пальца, смотрят, как скучиваются облака, и торопливо идут к машине. Выдающийся капот и гладкие изгибы темно-синего «Нэш 600» всегда вызывают у Жан-Люка чувство гордости. Он никогда и мечтать не мог о том, чтобы иметь такую красивую машину, но здесь в Америке все возможно. Он вставляет ключ в зажигание, тут же начинает звучать музыка. «How much is that doggie in the window?» Когда машина трогается, они начинают подпевать.

В этот вечер их ласкает теплый воздух. Листья перестали трепетать на ветру, кошка лежит, вытянувшись под тенью плакучей ивы. Жан-Люк и Сэм на крыльце у входа лениво раскачиваются на скамейке, пытаясь создать ощущение легкого ветерка. Шарлотта выносит холодный лимонад в высоких стаканах, в них звенят кубики льда. Жан-Люк достает один кубик и прижимает его к задней поверхности шеи. Лед быстро тает, превращаясь в воду и стекая по его спине, лишь на секунду давая передышку от калифорнийского летнего зноя.

Звуки Шоу Эда Салливана доносятся из открытого окна соседнего дома.

Жан-Люк смотрит на небо.

– Быстрее бы началась эта буря.

Глава 26 Шарлотта

Санта-Круз, 4 июля 1953 года

Сегодня я проснулась слишком рано – и меня терзает тревога. В уме я перебираю все планы на день. Сегодня Кэли устраивают барбекю, чтобы отпраздновать День независимости Америки. Мне никогда не нравилось 4 Июля. В этот день я вспоминаю, что история Америки – это не моя история. Наверное, я просто тоскую по дому. Бывают у меня такие дни. Иногда я думаю, что была оторвана от дома слишком рано, когда я еще недостаточно выросла, чтобы осознать, что это на самом деле значит. Я не говорю, что я здесь несчастна. Как я могу быть несчастна? Люди здесь дружелюбные, ты можешь купить все, что тебе нужно, и качество жизни хорошее. Просто иногда мое сердце тоскует по моему дому, по моей семье, по моей стране.

Еще меня беспокоит, что закон предписывает тебе праздновать наравне со всеми. Возможно, дело в том, что на тебя буквально давит необходимость быть чертовски счастливым в этот день. Повсюду широкие белоснежные улыбки, бургеры, мороженое, кока-кола и пиво в изобилии с утра до самого вечера. Это утомляет, но никто не имеет права пойти домой, не дождавшись грандиозного финала с фейерверками. Так поступать не патриотично.

Наверное, это напоминает мне День взятия Бастилии 14 июня. Это заставляет меня осознать, как далеко от дома я нахожусь. Постоянно гадаю, как мама и папа будут праздновать этот день. Может, они пойдут на Марсово поле и будут смотреть, как фейерверки взрываются и освещают Эйфелеву башню, а может, они будут бродить вдоль набережной Сены. Я бы очень хотела вернуться и навестить их, но Жан-Люк не в восторге от этой идеи.

– Теперь наш дом здесь, Шарлотта. Наша жизнь теперь здесь, – говорит он. – У нас есть все. Забудь о прошлом.

Иногда мне хочется сказать, что мое «все» это не то же самое, что его «все», но я знаю, что это все выльется в бессмысленную ссору, а я ненавижу ругаться. Прошлое невозможно вот так просто забыть; ты можешь только запрятать его подальше и притворяться, что его там нет. Но оно всегда там, в тени, куда бы я ни шла, напоминает мне о том, что мы сделали.

Я смотрю на пустое место на кровати рядом с собой. Сегодня он проснулся еще раньше, чем я. Когда захожу на кухню, он сидит за столом, читает газету, а в руке у него большая чашка с кофе. Я знаю, что кофе с молоком, детская версия настоящего кофе, – больше и мягче. Почему-то это меня злит. Неужели нельзя пить нормальный черный кофе, как настоящий взрослый?

– Жан-Люк, я не хочу идти к Кэли сегодня.

Он поднимает взгляд, его глаза округляются от удивления:

– Что случилось?

– У меня нет настроения.

– Но мы всегда ходим к ним. Сэм это обожает.

– Тогда сходите с ним вдвоем. Я не пойду. Я даже не уверена, что они мне нравятся.

– О чем это ты? – Его голос становится резким. – Они всегда были к нам очень добры.

– Джош меня пугает.

– Что?

– Ничего.

– Шарлотта, прекрати. Мы должны пойти.

Я смотрю в окно.

– Я слишком устала.

Он громко вздыхает.

– Тогда мы с Сэмом пойдем. Что мне им сказать?

– Что я ненавижу 4 Июля, всю эту еду и питье. Почему мы никогда не празднуем День взятия Бастилии?

– С чего бы? Мы не во Франции.

– Вот именно!

– Вот именно что, Шарлотта?