Пока Париж спал

– Это лучшее, что я сделал в жизни. Я бы не справился без тебя. Ну, может, и справился бы, но все было бы по-другому.

Он целует меня в щеку.

– Я знал, что внутри ты такая. Дикая.

Не уверена, что я дикая, и на мгновение я начинаю переживать, что он считает меня более смелой, чем я есть на самом деле. Что же будет теперь, думаю я. Меня наполняют радость и трепет, пульс громко стучит у меня в ушах. Я хочу сказать что-то, но слова застревают у меня в горле.

– Думаю, нам стоит поспать.

Он целует меня в лоб.

– Завтра нас ждет длинный день. Я возьму ребенка к себе, ночью он может захотеть поесть.

Он кладет бутылочку себе в карман, поднимая ребенка одной рукой, а кроватку – другой.

Глава 39 Шарлотта

Юг, 31 мая 1944 года

На следующее утро мы завтракаем в столовой; перед нами корзинка черствого хлеба и миска с коричневой жидкостью. Видимо, джем и кофе здесь в дефиците, как и в Париже. Мы быстро едим, а затем отправляемся в Сен-Жан-де-Люз. Сперва мы должны добраться до Биаррица, он всего в восьми километрах отсюда. Оттуда мы могли бы выйти на прибрежную дорогу, но немцы перекрыли ее, возведя там «Атлантическую стену». Теперь нам придется пробираться по полям и фермерским угодьям, которые простираются за побережьем.

Когда мы пересекаем открытую местность, то старательно высматриваем нацистские отряды, но по пути встречаем лишь старуху, которая собирает дрова. Крупные капли росы свисают с длинных листьев травы, и наша обувь намокает, пока мы идем по полям, брошенным на произвол судьбы. Мы идем молча, слышны только звуки наших шагов, наше дыхание и отрывистое пение птиц. Жан-Люк несет Самюэля в перевязке, которую он соорудил из длинной наволочки, обмотанной вокруг его груди.

Спустя всего несколько часов мы доходим до Биаррица. Я смотрю на океан, простирающийся до самого горизонта, затем слева замечаю горную цепь.

– Смотри, – Жан-Люк указывает на самую высокую гору. – Это Испания.

– Ого, уже Испания! Кажется, что это недалеко.

Трудно оценить реальную высоту этих гор, над вершинами нависли облака, солнце пронизывает их яркими лучами, освещая зеленые пятна, окрашивая их в цвет лайма.

Я слышу, как к нам на большой скорости приближается машина.

– Ложись! – Жан-Люк приседает в высокой траве.

Мое сердце бешено стучит, пока я ничком лежу на земле.

– Все в порядке. Она уехала.

Звук мотора затихает.

– Впереди деревья, будет безопаснее укрыться там.

Я поднимаюсь, в ушах у меня стучит. До наступления темноты нам предстоит пройти еще пятнадцать километров, но мои туфли больно натирают пятки. Я проклинаю себя за то, что взяла с собой не разношенную обувь. Туфли на плоской подошве, и выглядели они надежно, а вся моя остальная обувь была слишком ветхой и неподходящей для походов на большие расстояния. Хочу остановиться и снять их, но боюсь. Я чувствую, что мои пятки стали влажными.

Жан-Люк идет впереди, пока мы не заходим туда, откуда нас не видно с дороги. Тут он берет меня за руку. Я пытаюсь улыбнуться, но вместо этого только морщусь. Пытаюсь идти дальше, но спустя полчаса боль становится невыносимой. Больше нет сил терпеть, и я останавливаюсь.

– Можем остановиться на минутку?

Он оборачивается и хмурится.

– У нас впереди еще долгий путь. Ты не можешь потерпеть еще часик?

Я борюсь с растущим чувством жалости к себе.

– Нет, – шепчу я. – Кажется, я натерла мозоль.

– Ладно, давай сделаем небольшой перерыв. Я снова покормлю Самюэля, пока он не спит.

Он снимает свой рюкзак, развязывает наволочку и садится, прислонившись к дереву, удерживая ребенка на коленях.

– Это ребенок или просто запахи деревни?

Я морщусь.

Жан-Люк наклоняется над ним и принюхивается, в этот момент младенец хватает его за волосы. Я наблюдаю, как Жан-Люк пытается выбраться. Затем он расстегивает хлопковый подгузник, вытирает им размазанные какашки и бросает в сторону. Потом он достает чистый подгузник из рюкзака. В это время я с замиранием сердца развязываю шнурки. Как только я снимаю первую туфлю, то замечаю багровое кровавое пятно на ее задней части.

Жан-Люк смотрит на мои ноги.

– Шарлотта, твои ступни! У тебя есть другая пара обуви?

Я качаю головой, мои глаза наполняются слезами. Какая же я идиотка!

– Вот, – он протягивает мне носовой платок. – Обвяжи его вокруг щиколотки. Дай мне свои туфли.

Я аккуратно снимаю первый носок и рассматриваю свою пятку. Кожа стерта, на ее месте огромное кровавое пятно. Теперь, когда я сняла орудие пытки, то уже не чувствую боли и думаю, не лучше ли будет пойти босиком.

Жан-Люк разминает кожу указательным и большим пальцами, ребенок лежит у него на коленях.

– Мы сделаем подушечку из носового платка. Надо было сказать, мы могли бы остановиться раньше.

Он возвращает мне туфли. Я решаю не обувать их, пока мы не решим вставать. Я знаю, что будет больно, даже если положить туда платок.

– Я покормлю Самюэля.

Он ищет в рюкзаке фляжку с молоком, чтобы перелить его в бутылочку.

– Можно я покормлю его в этот раз?

– Конечно. Извини. Я не хотел брать все на себя. Просто чувствую себя в ответе за него.

Он отдает мне ребенка и бутылочку.