Пока подружка в коме

— Но почему именно мы? — спрашивает Лайнус. — Ну почему, например, не индийский продавец риса, скажем, из Лахора, средних лет, вдобавок сифилитик и коллекционер беличьих чучел? — (Пауза.) — Или почему не какая-нибудь нигерийская девочка лет пяти, которую объединяет с остальным миром только перекрашенная в зеленый цвет кукла Барби, подобранная на помойке за финским посольством? Ты понял вопрос — почему именно мы?

— Почему вы? Обычно этот вопрос Джимми Стюарта из «Этой чудесной жизни»[30] никто не задает.

— Название-то в самую точку, — вставляет Пэм.

— Рекомендую взять на вооружение, — говорю я.

Ричард фыркает.

— Так ты что — шпионил за нами? — доходит до Меган (ох уж эти современные подростки! Такие мнительные…).

— Да нет же. Так, посматривал. А еще — заботился. Беспокоился. Волновался, как придурок последний.

— Что ж такого неправильного было у нас в жизни, что нам пришлось пережить эту чуму? — не унимается Лайнус. — Взять того же Джимми Стюарта, так у того хоть внутренний кризис был. А мы? Жили себе тихо, спокойно, ровненько так…

— Неужели? — переспрашиваю я. — Неужели так оно и было на самом деле?

— Слушай, Джаред, — говорит Гамильтон, — ты-то, пока жив был, тоже не паинькой числился. Кто ты такой, чтобы надзирать за нами, чтобы рассуждать о том, как нам надо жить и как ни в коем случае нельзя?

— Для посредственных умов объясняю: во-первых, я призрак. И уже одно это дает мне немалую фору. Ну не прожил я рядом с вами еще лет двадцать, зато я узнал и увидел много чего другого. И вообще, Гамильтон, чего ты хочешь? Чтобы у меня крылышки выросли? Нимба над головой захотелось?

— Я тебе сейчас покажу «посредственных умов».

Вмешивается Карен:

— Эй, парни, хватит гормонами играть. Цыц!

Венди:

— Джаред, у меня такое ощущение, что за этот год мы должны были что-то сделать, но что — не поняли, а значит — не прошли испытание.

— Согласен, — кивает Ричард. — Ну, а если бы мы исполнили наше тайное предназначение, а что дальше-то? Что нам за это — поездку в Рим первым классом обеспечат? Или годовой запас рисовых макарон? Может, ты не обратил внимания, но Земля теперь больше напоминает мрачную груду отвала из шахты. Даже если бы мы очень захотели, вряд ли нам удалось бы многое изменить. Что ты нам предлагаешь? Стать основоположниками новой расы человекообразных? Заложить фундамент новой цивилизации? Соорудить новый Ноев ковчег? Скопить наследство? Мы ведь даже не знаем, что будем есть через год-другой. Мебель грызть станем? Друг друга сожрем?

Венди добавляет:

— Джаред, не забывай про то, какая здесь радиация. Посмотри, что с погодой творится. Какие там планы на пять лет вперед. Тут и на неделю загадывать нельзя.

— Венди, ты ведь носишь нашего ребенка. — (Блин, проболтался!) — Как ты думаешь, какая жизнь ему светит?

Венди переходит в контратаку:

— Ему? Значит, пол ты уже знаешь. Если уж ты такой знаток будущего, Джаред, то тогда мог бы об этом заранее подумать.

— Погодите, погодите, погодите, — это Лайнус — Я так понял, вы двое…

Венди тяжело вздыхает, подтверждая его догадку.

— Ну, ты и скотина! — кричит мне Лайнус и швыряет пластмассовый стул примерно туда, где, по его расчетам, я должен находиться. Стул задевает жаровню, угли рассыпаются по земле, Ричард едва успевает отдернуть ноги.

— Придурок! — кричит он. — Чуть не спалил меня!

Лайнусу на Ричарда плевать; он обращается ко мне:

— Тебе, козлу, даже покойником — и то неймется! Что — так приспичило? Из штанов вылезает? — Тут он переключается на Венди: — Просто замечательно. И где же вы это сообразили? И каким образом? Теперь-то ясно, почему ты в последнее время ходишь сама не своя.

— Это было в каньоне. Две недели назад. И это был не секс, который секс, — объясняет Венди. — Это… соединение двух душ напрямую. Я даже не раздевалась.

— Так я тебе и поверил про души.

— Лайнус, — говорю я. — Успокойся, пожалуйста. Я просто избавил Венди от одиночества.

— Ну да, конечно. Делов-то!

Мы с Венди вздыхаем.

— Лайнус, хочешь — я могу сделать так, что забеременеешь ты. В этом нет ничего невозможного. Могу устроить, если попросишь.

Ричард сгребает угли в кучу осколком кирпича. Лайнус растерян — вроде бы и надо сердиться, но кому именно адресовать свой праведный гнев, уже не совсем ясно.

Карен говорит:

— Лайнус, это не так плохо, как тебе кажется.

Лайнус по-прежнему сердится, все остальные молча смотрят на меня — чего-то ждут. Неожиданно паузу прерывает Ричард. Он говорит:

— Джаред правильно делал, что тревожился за нас. У нас ведь действительно нет никаких ценностей, никаких ориентиров в жизни. Все наши принципы отлично подстраивались под сиюминутные цели. Ничего по-настоящему важного у нас в жизни не было, да и сейчас нет.

Гамильтон взрывается:

— Слушай, Ричард, да я за эти две недели себя хоть человеком почувствовал! А ты пытаешься стереть во мне это чувство. Неужели это действительно настолько необходимо — анализировать каждый наш неверный шаг?