Пока подружка в коме

– Захотелось салон понюхать, – говорит Пэм и снова хихикает. – Знаешь, как не хватает запаха новых вещей? Ничего же нового больше нет. Все только стареет, изнашивается, разваливается. Скоро в мире не останется ничего, что можно было бы понюхать и сказать: «Вот новая вещь!» Вот мы и пытаемся впитать в себя побольше новизны. – Она смотрит на приборную панель. – «Стареем, стареем, стареем».

Пэм напевает это на мотив какой-то старой детской песенки, к ней присоединяется Гамильтон:

– «Старше, старше – постарели». Все, к черту, старое. Чего бы я сейчас только не отдал за свежую газету, подстриженный газон или хоть какую-нибудь свежеокрашенную стенку, что ли. Да, кстати, классное ты устроил нам сегодня в магазине «световое шоу». Как в детстве: выворачиваешь из земли камень, и вся эта живность, что под ним жила, как бросится – кто бежать, кто в грязь закапываться!

Ребята явно уже «вмазались» и говорят невпопад.

– Где еще сегодня были? – спрашиваю я.

– Пойдем посмотришь.

Гамильтон и Пэм вылезают из «мерседеса» и идут к своему пикапу, стоящему у дома. Его заднее сиденье завалено драгоценными камнями, золотыми монетами, старинным столовым серебром, всякой ювелирной мелочью и прочими сокровищами.

– Навестили отдел сейфовых ячеек в банке «Торонто Доминион», – докладывает Гамильтон.

– И знаешь, что интересно, – перебивает его Пэм. – Там вовсе не сплошь драгоценности. Полно всяких прядей волос, любовных писем, рыболовных трофеев, голубых ленточек, ключиков, поясов с резинками. В общем – всякого барахла. Такую фигню скорее можно подобрать в куче мусора после распродажи всякого старья.

– Вот – приколись.

Гамильтон сует мне в руки гипсовую фигурку – здоровенный фаллос. На его основании фломастером проставлена дата 4.11.1979. Все, больше никакой информации.

– Наверное, для кого-то это был неплохой денек, – говорю я.

Пэм пересыпает из ладони в ладонь горсть бриллиантов. Время от времени мелкие искорки проскальзывают между ее пальцев и падают на асфальт с таким звуком, словно сработал затвор фотоаппарата. Пэм начинает выкладывать камешки на крыло машины, один за другим.

– Капля, восходящее солнце, искорка, маркиза, багет – это все мои маленькие дружочки. – Пэм подозрительно смотрит на меня. – Джаред, признавайся честно – это ты? Это нам не после наркотиков чудится?

– Настоящий я, настоящий. Я как кошмар, как контрольная по биологии, буду преследовать вас.

– Ой, блин! – вырывается у Гамильтона.

– «Ой, блин», говоришь? Я воскресаю из мертвых, и все, что ты мне можешь сказать, это «ой, блин»?

– Джаред, не гони волну, – возражает Гамильтон. – Не ты ли, помню, заставил четырнадцать душ впервые в жизни попробовать травки в тот вечер, когда умер Элвис?

– Указание на чужие пороки еще не делает самого тебя праведником.

– Чего-чего? – переспрашивает Пэм.

– Да ты-то всерьез все не воспринимай! – огрызается Гамильтон. – Понимаешь, Памела, у этого парня всегда было худо с чувством юмора. Как у всех быков-осеменителей. Ты вдумайся, что только наш Джаред мелет.

– А ты на меня не наезжай! Умник выискался. Забыл, кто сегодня сейф сумел подломить?

– Ну ударь, ударь же меня…

– Эй, ребята, кончайте валять дурака. Хотите, я вам покажу фокус, достойный настоящего, искреннего «ой, блин»?

– Давай, валяй, – кивает Гамильтон.

– Отлично.

Я подхожу к ним и кладу руки обоим на головы.

– Надо же, дотронулся! Джаред, это и есть твое чудо? Ну, тогда я…

Неожиданно Пэм перестает верещать, сжимает ладонями лицо и начинает осматривать себя. А Гамильтон зажимает уши руками и падает на колени.

– Нет, нет… О господи, Джаред, это… это по-настоящему?

– Все по-настоящему.

Оба молчат. Гамильтон проползает пару шагов по асфальту и ложится ничком, изучая пыль перед своим носом.

Пэм начинает реветь. Подбежав к Гамильтону, она хватает его за плечи, пытается поднять. Гамильтон выглядит одновременно потерянным и нашедшим что-то важное.

– Это то, что я думаю? – уточняет он.

– Именно оно.

Он стонет.

– Ты хочешь сказать, что мы – вылечились!

– Да. У вас больше нет наркотической зависимости. Никаких ломок, срывов, ничего.

Они пытаются обнять меня, но, как это получилось и у Лайнуса, их руки лишь встречаются друг с другом. Потом они делают разминочку для застоявшихся мышц и принимаются бегать по парковке, глядя в целлофановое небо.

– Это чудо! Я могу думать! Я свободна, я свободна! Я не была такой свободной… никогда! Шесть жен короля Генриха Восьмого! Числа Фибоначчи! Как приготовить белый соус без комочков!..

– Я свободен! – вторит ей Гамильтон. – Моя голова чиста изнутри, как озеро! Водород, гелий, литий, бериллий, бор, углерод; август шестьдесят девятого – ведущий ток-шоу Мерв Гриффин запускает в прямом эфире на CBS свою полуночную передачу, пытаясь переплюнуть Джонни Карсона. На первую программу приглашены Вуди Аллен и Хедди Ламар. Заявленный в анонсе многоборец Джо Намат не явился в студию…

– Гамильтон, ты посмотри вокруг!

– Все…

– Да…