детям, но позвольте продекламировать, она к месту.
– Очень любопытно, риат ери, - сухо отозвалась она.
– Когда я ем, я глух и нем, - выдал тот с вежливой улыбкой. -
По-моему, весьма дельный совет. Не находите?
Обескураженное выражение на матушкином лице стоило
запечатлеть в масле, вставить в золоченую рамку и повесить
над камином, чтобы каждый день наслаждаться зрелищем, как
выглядит безупречная эсса старого розлива, поставленная на
место. Никогда еще трапеза в обоюдно натужном молчании не
казалась столь чарующе приятной!
От тэя с пирожными отказался даже Гаэтан, никогда не
пропускавший десерт. бменявшись фальшивыми
пожеланиями теплых снов, мы разошлись по комнатам.
Вернее, мы с Доаром скрылись в кабинете. Он углубился в
изучении бумаг, читал письма, оставленные Якобом, а я сидела
в уголочке дивана и рисовала наброски. Руки чесались
наморозить льда и провести седмицу в пристройке,
превращенной в мастерскую.
– Ты не можешь вырезать фигурки здесь? - вдруг спросил
Доар, не отрываясь от документов.
– Здесь слишком тепло, – покачала я головой.
– В пристройке замерзают чернила?
– Не должны, - растерянно отозвалась я, пририсовывая
маленькой горгулье на листе смешой бантик.
– Тогда попрошу поcтавить стол. - Он поднял на меня взгляд.
– Думаю, что за пару часов в день не окоченею.
– Якоб будет против.
– Якоб наденет пальто. - Доар вернулся к письмам.
Некоторое время я зачаровано смотрела, как он что-то
черкает на рукописной странице,и вернулась к рисованию.
Через некоторое время на меня напало безудержное зевание. Я
тянулась на диване, пытаясь отогнать сон.
– Спать? - уточнил мужчина.
– Ты же ещё хотел поработать.
– Уже поздно. - н размял шею.
Дом был погружен в нoчную тишину и спокойствие. Возле
дверей в покои Доар спросил:
– Снег сейчас идет?
Я на секунду прислушалась к внутренним ощущениям.
Вместо снега на улице моросил холодный дождь,и утренние
сугробы стремительно таяли.
– Нет, - покачала я головой.
– Отлично.
Мгновением позе я оказалась прижатой к стене и
безудержно целующейся с обольстительным cоблазнителем. Не
отрываясь oт его губ, принялась распутывать галстук, дернула
за рубашку и оторвала пуговичку.
– Как ты относишься к совместной ванне? - пробормотал
Доар между поцелуями.
– Превосходно.
Разгоряченные, мы ввалились в покои, едва не снеся дверь.
Сдержанное покашливание со стороны диванчика, стоявшего
перед камином, равнялось ушату ледяной воды. Этот странный
звук, просто не имевший права раздаться в пустой комнате,
заставил нас не просто отпрянуть, а отскочить друг от друга на
расстояние вытянутых рук.
Матушка с непроницаемым видом сидела на диване и
держала в руках книгу по архитектонике человеческого тела.
Какая ирония, если подумать. Книгу иллюстрировали весьма
разнoобразные картинки обнаженных натур.
– Эсса Хилберт, какой странный сюрприз… – Доар поспешно
принялся поправлять рубашку, но не нащупал отскочивших
пуговиц и просто сжал прореху пальцами.
– Как ты вошла? – бросила я, хотя пыталась спросить
«зачем». Понятно, что вошла она через дверь. Вообще
исключительно слоно собраться с мыслями после того, как
мать, еще месяц назад считавшая дочь невинной девицей, вдруг
застукала ее,то есть меня, на плотских развлечениях.
– Было открыто, - как ни в чем не бывало ответила она.
– Это не повод входить без стука!
– Я стучалась, - заметила она и с хлопком закрыла книгу.
– Но зачем ты пришла в пустые покои? - наконец нашлась я.
– Было интересно, как вы тут поживаете. И обнаружила, что
здесь только одна кровать. - Она поднялась и ткнула в нашу
сторону пальцем: – Вы спите вместе.
– Что вы, эсса Хилберт, мы спим по очереди, - не удержался
от злой иронии Доар и непрозрачно намекнул, что пора шагать
на выход: – Теплых снов.
Матушка удалилась с высоко поднятой головой.
Непобежденная, а только временно отступившая. Доар запер
дверь. В гробoвой тишине два раза щелкнул замок.
– Я уже говорила, но повторю снова: мне очень жаль, -
попыталась я извиниться. – Ты все еще хочешь совместную
ванну?
– Теперь даже больше.
Но тут нас ждал очередной неприятный сюрприз, убивший
абсолютно все желания. Конечно, матушка не заморозила
купель, но охладила воду настолько, что почудилось, будто мы
нырнули в ледяную прорубь. Другими словами, купание вышло
вовсе не расслабляющее, а нечеловечески бодрящее.
Я куталась в простынь, жалобно поджимала ноги на ледяной
мраморной плитке и мечтала заморозить саму маму.
– Камни погашены, - процедил Доар и нырнул с головой,
чтобы прикосновением пробудить единственный источник,
согревающий воду в купели.
– Мне очень жаль, – снова извинилась я, следя за тем, как
после он вылезает из ледяной ванны.
– Какое счастье, что она завтра уедет, – хмуро вымолвил
Доар.
– Зато я знаю отличный способ сoгреться!
– Какой? - На губах (уточню, посиневших от холодa губах)
вдруг появилась искусительская улыбка.
– Надо очень быстро растираться полотенцем!
Не откладывая дела в долгий ящик, я схватила полотенце и с
усердием принялась натирать Доару плечи, дае кожа
покраснела.
– Наклонись, я тебе волосы посушу, - с деятельным видом
предложила я.
Однако нагибаться он не пожелал, с ироничной улыбкой