Пока смертные спят

Суини никогда не мог похвастать крепким здоровьем, а теперь, в довершение всех бед, ему исполнилось девяносто четыре года.

– Двенадцать раз старине Суини просвечивали желудок. Небось, мировой рекорд.

Дело было во Флориде, в Тампе. Суини восседал в теньке у края корта для шаффлборда и говорил, обращаясь к другому старику. Старика он не знал, тот просто оказался рядом с ним на лавочке.

Незнакомый старик, очевидно, только начинал новую жизнь во Флориде. У него были черные ботинки, черные шелковые носки и синие брюки от саржевого костюма. На голове красовалась новехонькая летная фуражка, а из-под края тенниски торчала забытая бирка с ценой.

– Хм… – только и ответил незнакомый старик на монолог Суини, даже не подняв глаз от книги.

Старик читал сонеты Уильяма Шекспира, и Шекспир говорил ему: «Мы урожая ждем от лучших лоз, чтоб красота жила, не увядая. Пусть вянут лепестки созревших роз, хранит их память роза молодая».[18]

– А вам вот сколько раз желудок светили?

– Э-э… – ответил старик.

«Где тайная причина этой муки? – спрашивал Шекспир. – Не потому ли грустью ты объят, что стройно согласованные звуки упреком одиночеству звучат?»

– У меня нет селезенки, – сообщил неугомонный Суини. – Вы представляете?

Старик не ответил.

Тогда Суини взял на себя труд придвинуться поближе и проорать:

– Я живу без селезенки с тысяча девятьсот сорок третьего года!

Старик уронил книгу, сам чуть не свалившись с лавочки, и съежился, прикрывая звенящие уши.

– Я не глухой! – простонал он.

Суини твердо и решительно взял его за запястье, вынуждая открыть одно ухо.

– Я просто подумал, что вы меня не слышите.

– Да слышу я. – Бедняга дрожал. – Все я слышал – и про ваш барий, и про ваши камни, и про анемию, и про застой желчи. Каждое слово из лекции доктора Штернвайса о вашем кардиальном сфинктере. Доктор Штернвайс не думал переложить ее на музыку?

Суини поднял упавшую книгу и отложил на дальний край лавочки – так, чтобы собеседник не мог дотянуться.

– Так что, как насчет пари?

– Какого еще пари? – ответил старик.

Он был необыкновенно бледен.

– Вот видите! – Суини холодно улыбнулся. – Я был прав, вы совсем меня не слушали. А я предлагал вам пари. Вот угадайте-ка, сколько у нас с вами на двоих будет поченек, м?

– Доченек?

Лицо старика смягчилось, на нем даже появился некоторый осторожный интерес. Детей он любил и потому нашел такое пари очень милым.

– Ну что ж, попробуем! Только давайте считать и внученек заодно, так интересней…

– Да не доченек, – отмахнулся Суини. – Поченек!

Старик смотрел на него в замешательстве, и тогда Суини положил ладони себе на поясницу – туда, где человеку положено иметь почки.

– Поченек! – повторил он значительно.

Он много лет называл этот орган именно так, что тут может быть непонятного?

Старик не стал скрывать разочарования.

– Если вы не возражаете, я бы не хотел сейчас думать о почках, – бросил он с досадой. – Будьте любезны вернуть мою книгу.

– Сперва пари, – с вызовом ответил Суини.

Старик вздохнул.

– Ну… пари так пари. Десяти центов хватит?

– Вполне. Ставка тут исключительно для интереса.

– А… – произнес старик без всякого выражения.

Суини смерил его долгим изучающим взглядом.

– Я думаю, что на двоих у нас три поченьки, – заключил он наконец. – Теперь вы угадывайте.

– Я думаю, ни одной.

– Ни одной? – обалдело переспросил Суини. – Да если б у нас не было ни одной поченьки, мы бы с вами оба уже в гробу лежали! Не может человек жить без поченек! Две, три или четыре – вот и все варианты ответа!

– Знаете, я с тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года прекрасно обхожусь без единой поченьки, – заявил старик. – Очевидно, у вас поченька все-таки есть, значит, правильный ответ – одна. Одна поченька на двоих. Все, ничья, каждый остается при своих десяти центах. А теперь будьте любезны книгу, сэр!

Суини выставил руки, не давая ему добраться до книги.

– По-вашему, я тупой? – гневно вопросил он.

– Ничего не хочу знать о ваших умственных способностях! – парировал старик. – Книгу, пожалуйста.

– Если у вас ни единой поченьки, ответьте-ка мне на вопрос!

Старик закатил глаза.

– Может, сменим тему? У меня дома, на севере, был сад. Я бы и здесь занялся садоводством. Тут это как, принято? У вас есть грядки?

Но Суини было не так просто отвлечь. Он ткнул старика пальцем в грудь.

– Как же вы тогда шлаки-то выводите?

Старик опустил голову и безысходно прикрыл лицо ладонью, шлепая губами. Однако затем просиял, глядя вслед проплывшей мимо хорошенькой девушке.

– Вы только посмотрите, какие узенькие лодыжки, мистер Суини. Какие розовые пяточки. Боже, какое это счастье – быть молодым! Или хотя бы притворяться молодым, нежась здесь на солнышке.

И он прикрыл глаза, погрузившись в грезы.

– Так я прав, значит? – уточнил Суини.

– Э-э…

– Я прав, у нас на двоих три поченьки, и вы сейчас пытаетесь заговорить мне зубы, чтобы десяти центов не платить. Так не на того напали!

Не открывая глаз, старик нашарил в кармане десятицентовую монету и протянул Суини. Суини и не подумал ее взять.