Пока тебя не было

Ифа кладет руку на живот. Как странно чувствовать себя настолько одинокой, но знать, что ты не одна. В ней бьется второе сердце. Она слегка надавливает на живот. Шевеление – так это называется? Лучшее слово, чтобы описать, что там происходит, в какой-то тайной складке тела, в сдавленном уголке ее существа. Она в последнее время сдалась, перестала пытаться понять, почему происходит то, что происходит. Никакого прока в этих мыслях нет, совершенно никакого толка. Что случится, то и случится, и другой причины нет. Но это – нечто совсем иное. Оно появилось, началось, оно шевелится теперь, когда столько людей в ее жизни, похоже, отстраняются от нее. Как же так?

Когда эта мысль тянется последними слогами через ее разум, вдруг справа вода в заливе вздымается. Поверхность разбивается, Ифа видит движение мускулистой спины, блеск гладкого бока. Она отступает назад, промахивается и бьется пальцем об острый край камня. Тихонько вскрикивает от боли. Залив словно ждет, он снова плоский, его поверхность гладка, как зеркало. Ифа смотрит влево, потом вправо, ищет рябь, череду пузырьков, что угодно. Что это был за зверь и куда он делся?

Движение, всплеск – где оно? Она поворачивает голову, высматривая перемещение, пытаясь изгнать из мыслей материнские рассказы о селки[19], о водных духах, о моряках, которых в такие ночи увлекли на смерть привидения. Она гадает, услышит ли ее кто-нибудь, если она закричит, если позовет? Майкл Фрэнсис прибежит на помощь? Прибежит. Но успеет ли?

А потом она видит его, прямо перед собой, и трех футов не будет. Голова торчит из воды, смотрит прямо на нее. Тупой лоб, мокрый мех, усы растопырены в воздухе, пара больших темных глаз. Собака, говорит она себе. Просто пес с какой-то фермы, пришел поплавать. Но уши слишком маленькие для собаки, а морда слишком короткая.

Ифа и существо смотрят друг на друга. Оно похоже на выдру, но большое, как тюлень, и лохматое. Потом оно поднимает когтистую лапу и трет морду, раз, другой, от носа, захватывая лоб. У Ифы возникает такое ощущение, словно она сейчас чихнет, что-то собирается, жужжит, так бывает, когда она слишком долго смотрит на страницу текста и прилагает недостаточно усилий, чтобы удержать мозг в работе, такое чувство, словно то, на что она смотрит, скользит и едет, оно может перетечь во что угодно, если она будет неосторожна.

– Гейб? – говорит она.

Уже выговаривая это слово, она понимает, как нелепо то, что она говорит. Она знает, что это существо, кто бы это ни был, не Гейб. Она не сошла с ума. Гейб за морем, за тем морем, что справа, на другой стороне, в Нью-Йорке. И все-таки есть что-то в том, как оно смотрит, в этом движении передней лапы.

Она повторяет, на этот раз шепотом:

– Гейб?

Животное перекатывается, разворачивается и исчезает, нырнув в залив.

Ифа бежит. Бежит, не думая, куда направляется и зачем, не подбирая обувь. Бежит босиком, обратно на дюну, через ее вершину, вниз по травянистому склону. Перепрыгивает стену, проносится мимо двух черных силуэтов на дорожке. «Ифа, – зовет голос брата, – стой»; но нет, она не останавливается, а когда добирается до другого края острова, с удивлением видит, что вода расступилась, что на сушу ведет узкая полоса блестящего песка, изрезанного прибоем.

Она направляется к этой дорожке, бежит по ней. Проносится по дамбе, и по ее щиколоткам бьет и бьет морская вода. Она бежит до самого Кладдадаффа, а когда добегает, видит телефонную будку, освещенную, словно посадочная полоса, и врывается в нее.

Она набирает номер своей квартиры, но не ждет, что он там; ей просто хочется позвонить, услышать гудки и знать, что телефон гудит там, на стене возле ее постели. В Нью-Йорке семь вечера. Гейб сейчас в ресторане, составляет тарелки в стопки, чистит овощи, моет поверхности. Но, как ни поразительно, она слышит, как снимают трубку, слышит, как он втягивает воздух и слегка раздвигает губы.

– Гейб? – говорит она.

– Да.

– Это я.

– Ифа, – произносит он, тянет ее имя. – Как ты?

Ей кажется, ей так хочется, или голос у него не такой резкий?

– Я в Ирландии.

– В Ирландии?

– Да. Мы поехали в Ирландию, с семьей – всей семьей, даже племянники.

– Есть новости об отце?

– Мы его нашли. Вроде как. Ну, мы знаем, где он. Пока не виделись.

– Он в Ирландии?

– Да.

– Просто взял и уехал в Ирландию?

– Долго объяснять. Расскажу в другой раз. А ты почему не в ресторане?

Молчание. Она слышит, как Гейб вздыхает.

– Все в порядке? Что-то случилось?

– Да ерунда, – говорит он.

Она крепче сжимает трубку.

– Рассказывай.

– Просто меня искали.

– В ресторане?

– Да.

– Черт.

– Ничего страшного, скорее всего, но Арно посоветовал мне не приходить пару дней.

– Мне так жаль, Гейб.

– Да ладно. Просто придется искать другую работу. Жалко, мне нравилось у Арно.

– Найдешь что-нибудь.

– Наверное.

Снова молчание. Она слышит, как он двигается, словно идет по комнате, или, может, садится на кровать.

– Я, правда, нашел чем заняться, – произносит он мгновение спустя.

– Да?

– Я разобрал ту твою папку.

Она вскидывается и выпрямляется.

– Разобрал?

– Ага. Больше все равно делать было нечего, а меня это вроде как отвлекло.