Пока ты моя

А потом я слышу крик Пип. До меня доносится топот полицейских, бегущих по лестнице. Слышу и бурчание Клаудии, опускающей нож на мое плечо. А еще — свое собственное дыхание, резкие вдохи и выдохи. Вдруг мой мозг машинально отмечает: что-то не так.

Потом я чувствую, как меня обхватывают руками и дергают назад так резко, что голова с размаху бьется о чье-то бедро. Я чувствую сомнение полицейского, который оценивает степень моей опасности, решая, что со мной делать, — тянуть вверх, поднимая на ноги, бить или спасать. И тут первый укол физического страдания проникает в мозг, накрывая меня волной острой боли.

— Опустите оружие! — кричит второй полицейский.

Его щеки горят от упорной борьбы, а изо рта брызжет слюна. Я вижу, как напрягаются мышцы его рук, когда он сжимает запястья Клаудии и буквально завязывает их в узел у нее за спиной. Шок и глубочайшее отчаяние отражаются на лице Клаудии, стоит ей понять, что ее план провалился. Все кончено.

— У меня идет кровь, — тихо констатирую я. Пристально смотрю на свои пальцы, даже не осознавая, что дотронулась до раны на плече.

Полицейский, который держит меня, немного ослабляет хватку и помогает мне подняться на ноги.

— Все в порядке, — говорю я ему. Машинально тянусь к заднему карману, но боль в плече мешает мне вытащить свое удостоверение. — Я — сотрудница полиции. Этой женщине срочно требуется медицинская помощь.

Потом меня отталкивают в сторону, и первый полицейский выводит Клаудию на лестничную площадку. Нож лежит на полу ванной, на его кончике видна красная капля. Я оставляю оружие на месте, а представители власти между тем уводят Клаудию в спальню.

Мы с фельдшером бросаемся к Пип, помогая ей выбраться из этой мешанины воды и крови в ванне. Удивительно, но Пип собирается с силами и, когда ее накрывает очередной волной схваток, фокусирует взгляд на мне. Она вцепляется в меня, вздрагивая от боли, издавая стоны и контролируя дыхание — именно так, как ее и учили. Возле нас вдруг возникает еще одна сотрудница скорой помощи, и, действуя в обстановке всеобщего сумбура, мы умудряемся комфортно устроить Пип на ее кровати. Сотрудница скорой хватает свою сумку, достает какое-то оборудование и приступает к быстрому осмотру пострадавшей.

— У нас нет времени везти вас в больницу, милая, — говорит женщина-врач. — Думаю, ребенок появится совсем скоро.

Уставившись в потолок, она ощупывает живот Пип рукой в медицинской перчатке, подтверждая, что роды вступили в финальную стадию. Ее коллега по скорой помощи измеряет давление Пип и занимается незначительной раной на ее животе. Я выхожу из спальни, не сомневаясь, что Пип — в надежных руках. Портативный ультразвуковой аппарат успокаивающе пищит, регистрируя звуки новой жизни, а я спускаюсь по лестнице, сжимая свое плечо.

— Вы должны все объяснить, — говорит стоящий в прихожей детектив.

Замираю на нижней ступеньке лестницы. Он пристально смотрит на меня. Рядом с ним — его напарница. Она мрачно буравит меня взглядом, пока я зажимаю рану рукой. Наши взоры на мгновение пересекаются, и каждая из нас оценивает другую.

— Так точно, — отвечаю я. На сей раз мне удается нырнуть пальцами здоровой руки в карман и вытащить удостоверение. По привычке быстро разворачиваю документ. — Я работаю под прикрытием, если вы этого еще не поняли, — объясняю я преимущественно для инспектора Фишер. Она по-прежнему смотрит на меня недоверчиво.

Меня так и тянет расплыться в благодушной и совершенно неуместной улыбке, но ей никак не удается образоваться на моем лице. Сомневаюсь, что после этого я вообще где-нибудь буду работать. Понимаю, что это был мой последний шанс произвести хорошее впечатление, и я его профукала. Что ж, впредь буду разъяснять все с самого начала.

— Адам? — доносится до меня оклик инспектора Фишер, когда я ухожу в гостиную.

У меня кружится голова, нужно сесть. Захлопываю за собой дверь. Не хочу слышать, как он рассказывает ей или как она обо всем догадывается. Я хочу лишь спать, но, похоже, у меня нет такой возможности. Вокруг меня хлопочет еще один врач, он разрезает на мне одежду, чтобы обнажить кровоточащую рану на моем плече.

— Неприятно, но жить будете, — оценивает он, втягивая в себя воздух сквозь стиснутые зубы.

— Даже не сомневаюсь, — отвечаю я. — Кроме того, это вовсе не из-за колотой раны. На днях я упала с велосипеда.

Сверху до меня доносятся крики, но на сей раз они звучат иначе. Это не крики страха.

Врач протирает мою рану и накладывает повязку. Я благодарю его. Потом мы оба замираем, приложив уши к двери. Я улыбаюсь.

— Слышите? Теперь кричат уже двое, — отмечаю я, глотая вставший в горле комок.

Стоны Пип от боли переходят во взволнованные радостные рыдания. Второй крик тише, тоньше, его едва можно расслышать снизу. Я представляю младенца, прижимающегося к матери. Осознавая, что роды прошли благополучно, я ощущаю невероятное облегчение и задаюсь вопросом, кто появился на свет — мальчик или девочка.