Пока ты моя

— Все дело в том, что теперь они — важные фигуры в деле благотворительности, Хэзер, — заметил начальник, когда я проворчала что-то о проклятых капиталистах. — Они вносят регулярные пожертвования многим крупным научно-исследовательским центрам и медицинским учреждениям, выделяют средства на развитие космических программ и образования — всего и не перечислишь. Так устроен мир. Лучшее, что мы можем предпринять, это максимально усложнить для них подобные задачи. И чтобы осуществить это, мне нужно, чтобы ты, старушка, попала в тот дом в дождливом Бирмингеме и какое-то время заботилась о тех детях.

Я была готова принять вызов.

Оказалось, что братья Шихэн были лишь малой частью преступного сообщества, и без документов, которые я обнаружила, их запросто могли признать невиновными из-за допущенных в ходе следствия ошибок. Босс заверил меня, что с доказательствами, которые я предоставила в форме писем, распечатанных сообщений электронной почты и выписок из банковского счета, они уже не смогут утверждать, будто не знали о происхождении денег, которые отмывали в интересах своих клиентов. Они преступили закон и весной предстанут перед судом.

Элизабет Шихэн ничего не знала о деятельности своих братьев. Ее правовая работа была полной противоположностью их хитроумным махинациям. Я успела немного узнать Джеймса перед его отъездом, и мне было жаль, что ему не удалось выйти абсолютно сухим из воды. После того как выяснилось, что Джеймс совершенно беспрепятственно «унаследовал» незаконные средства трастового фонда от Элизабет, его возможная причастность к делам братьев заинтересовала военно-морской флот. Это было чревато полномасштабным расследованием и увольнением со службы.

— Если сомневаешься, фотографируй все, — помнится, сказал мне босс, и эти слова прочно засели у меня в мозгу. — Ну, или почти все, — рассмеялся он в конце нашего телефонного разговора.

Шеф сообщил мне, что уже уничтожил снимки не относящихся к делу документов отдела опеки, которые я сфотографировала на всякий случай. Мне дали задание за несколько недель скопировать все, что попадется под руку, — от содержимого сейфов до грязных клочков бумаги в ящике кухонного стола. Я просто следовала инструкциям и, по всеобщему признанию, дала им именно то, что требовалось.

Однако я и предположить не могла, что перспектива оставить этот дом в тот самый момент, когда Клаудия будет рожать, покажется мне такой ужасной. Я чувствовала себя так, будто окончательно и бесповоротно обманываю ее доверие, решив сыграть с ней такую злую шутку.

— Мы придумаем благовидный повод для отъезда, — пообещал мне босс, но, как известно, ничего придумывать не понадобилось.

В этот момент я чувствую себя ошеломленной, опустошенной, ни на что не годной и, несомненно, подавленной тем, что мне вот-тот предстоит сделать.

Пока мальчики смотрят телевизор, я делаю телефонный звонок, которого так страшилась. Детей нужно как можно быстрее определить в приемную семью, и я попросила босса разрешить мне лично все уладить. Собираюсь с духом и звоню в социальную службу.

— Я дома, — робко сообщаю я.

Как-то странно произносить это. В квартире пахнет клубникой и кофе. Сесилия сидит на тахте в окружении четырех коробок спелых красных ягод. Она поднимает голову и широко улыбается мне. Кажется, будто я никуда и не уезжала.

— Хэзер, — ласково произносит она, почти убеждая меня в том, что все в порядке. Молюсь, чтобы у нее был сегодня хороший день. Нам нужно кое-что обсудить.

— Сисси, — сразу перехожу я к делу. — Я много думала. Скоро все наладится.

Я стою, ощущая, как испаряется сковавший меня мороз. Снимаю с себя куртку.

Сесилия не реагирует. Вместо ответа, она кладет самую большую клубнику, которую мне только доводилось видеть, себе в рот. Сестра выглядит мечтательной, витающей в облаках.

«Позаботься о своей сестре, Хэзер, — сказала как-то мама. — Ты будешь нужна ей всю ее оставшуюся жизнь. Пообещай мне, что будешь заботиться о ней, несмотря ни на что».

— Послушай, не могу понять, я чуть не потеряла работу из-за тебя или сохранила ее благодаря тебе. — Это начало того, что я должна сказать ей, того, что я решила по дороге домой, хотя думала об этом целую вечность. — Я хочу заботиться о тебе, Сисси, честно, очень хочу, но многое должно измениться. Ты должна измениться.

Мне явно удалось привлечь ее внимание, и я продолжаю:

— Я — сотрудница полиции, и это по-настоящему тяжелая работа. Мне нужна твоя помощь.

По глазам Сесилии невозможно понять, знала ли она о моей работе все это время и просто забыла, или для нее мои слова — сенсация века. Так или иначе, она сидит совершенно неподвижно.

— Мы должны кое о чем договориться.