— Ну, он ведь под водой, — бросаю я. Это звучит довольно жестоко, даже при том, что я совершенно не собиралась ранить чувства детей. — В своей подлодке, — уже мягче добавляю я. Мне нужно им нравиться — до тех пор, пока это требуется. Как только я получу то, за чем пришла, будет уже не важно, что они думают обо мне. Хотя, признаюсь, мне хотелось бы считать, что мое краткое присутствие в жизни мальчиков не оставит глубокие шрамы в их душах. Они ведь не виноваты в том, что их отец унаследовал так много денег, — хотя выяснить подробную информацию о его богатстве оказалось сложно, нет вины детей и в том, что их мать как-то невзначай оказалась на большом сроке беременности. Это идеальное — если не сказать довольно жестокое — стечение обстоятельств.
— Он на работе, дурак, — злобно насмехается Ноа.
Оскар толкает брата в бок, и тот с визгом бросается выяснять отношения.
Мой взгляд мечется между их начинающейся дракой и лежащим впереди шоссе, теперь уже ярко освещенным. Нужно ехать прямо на первых трех кольцевых развязках, так она сказала, а потом на светофоре повернуть налево. Обычно я хорошо ориентируюсь на дороге, вот и теперь без труда нахожу медицинский центр, у которого, по ее словам, она и ждет. Ее голос звучал не слишком бодро. Я искренне молюсь, чтобы у нее раньше времени не начались схватки. Это было бы катастрофой. Чрезвычайно важно правильно выбрать время, ведь я рассчитываю на то, что у меня будет лишь одна-единственная попытка.
Я не сразу замечаю ее. Словно серое пальто и мертвенно-бледное лицо затянуло ее в зиму, заставив слиться с окружающей картиной. Если бы я не узнала беременную фигуру, наверняка проглядела бы ее совсем. Я легко въезжаю на парковочное место и глушу мотор. Клаудия не отходит от стены.
— Подождите здесь, — говорю я мальчикам.
Ноа обнаружил в своем кармане пакетик с мармеладом, и после небольшой ссоры у него есть аргумент, чтобы не давать Оскару ни одного кусочка.
— Поделись, — бросаю я, не отрывая взгляда от матери мальчиков. Хлопаю дверцей и направляюсь к ней.
— Клаудия, — окликаю я. — С вами все хорошо? Ребенок в порядке?
Она медленно поднимает на меня глаза, полные слез, и говорит:
— Спасибо, что приехали.
— Только скажите мне: с ребенком все в порядке?
— С ней все прекрасно, — подтверждает она, и я с облегчением выпускаю воздух из легких, только сейчас осознавая, что на какое-то время перестала дышать. — На меня ни с того ни с сего навалилась усталость. Я плохо себя почувствовала.
— Давайте отвезем вас домой, — предлагаю я и, взяв ее под руку, веду к машине.
Борьба Оскара и Ноа за сладости в самом разгаре, и я замечаю гримасу боли на лице Клаудии, когда она с трудом водружается на пассажирское место.
— Тсс, парни, — говорю я как можно ласковее. — Не нужно так ссориться из-за какого-то жевательного мармелада. Как насчет того, чтобы попозже, когда мы доберемся домой, заглянуть со мной в магазинчик на углу, где вы оба сможете выбрать себе какие-нибудь лакомства? Может быть, купим каждому еще и по комиксам?
Я завожу машину, замечая, как лицо Клаудии тут же расслабляется.
— Только мамочке придется прилечь. Ваша маленькая сестренка ее утомила. — С трудом удерживаюсь от желания протянуть руку и погладить ее по животу, крепко вцепляясь вместо этого в руль. Трогаюсь с места, торопясь домой.
Велосипедист возникает из ниоткуда. Все происходит стремительно — вспышка яркой куртки, выражение ужаса на его лице, когда он видит, что я направляюсь прямо на него, паника, когда он сворачивает с моего пути. Я резко торможу, и мне удается пропустить его. С уст Клаудии срывается судорожный вздох.
А потом мы слышим оглушительно громкий звук удара и ощущаем внезапный толчок, словно в нас врезаются сзади.
Кажется, что Клаудия неспешно, будто в замедленной съемке, подается вперед, хотя на самом деле я знаю, что все произошло за какую-то долю секунды.
— Боже мой!
Мальчики кричат и плачут, но Клаудия не издает ни звука. Ее голова завалилась набок, отскочив после удара о приборную панель. Выясняется, что Клаудия не пристегнута.
— Господи, Клаудия, вы в порядке? Поговорите со мной! — Отстегиваю ремень безопасности и склоняюсь над ней.
И тут кто-то стучит в стекло с моей стороны.
— Долбаная бестолковая баба… — доносится до меня.
Руки Клаудии медленно обвиваются вокруг ее ребенка.
— Я в порядке, — слабо говорит она. У нее смертельно бледное лицо. — Со мной все хорошо. Правда, все нормально.
— О, мне так жаль, Клаудия… — Первым делом я тревожусь не из-за безопасности ее ребенка, а из-за того, что теперь-то мне точно грозит неминуемое увольнение. Ну кто позволил бы такому плохому автолюбителю возить своих детей? — Не могу поверить, что это случилось… велосипед… он вдруг выскочил ниоткуда, и я не смогла…
На заднем сиденье все еще плачут близнецы.
Кто-то открывает дверцу с моей стороны.
— Что это, черт возьми, ты вытворяешь на такой скорости, идиотка?! — кричит он и окидывает взглядом салон. — Вы все в порядке? — спрашивает, замечая беременную фигуру Клаудии и маленьких мальчиков.