Ей нравилось заниматься тем, что она делала. Многое вызывало ее совершенно неподдельный и живой интерес, но чего-то важного, как ей казалось, почему-то все время не доставало. Какого-то важного смысла. «Для чего все это?» – вопрос, на который она до сих пор не находила ответа. Ни с одним из своих сверстников она не могла поговорить об этом, поскольку вопросами смысла они не задавались вообще, находя в построении карьеры самодостаточную цель и упоенно предаваясь традиционным юношеским удовольствиям. Может, поэтому Лиза больше тянулась к взрослым, особенно скучая по старику Энрико, чье даже незримое присутствие в ее жизни давало ей силы и надежду.
Отношения с бабушкой претерпевали очередной кризис: Королеве не нравилась «философская меланхолия» Елизаветы. Отчасти потому, что подобное философствование она считала делом пустым, отчасти потому, что оно напоминало ей долгие периоды мучений собственного сына. Королева боялась потерять для себя и дорогую ее сердцу молодую императрицу.
– Вопросы смысла жизни в твоем возрасте совершенно неуместны, милая. Все, что требуется от тебя в этом возрасте – получить отличное образование, пробовать себя в том, в чем ты сильна, доказать всем, что можешь добиваться чего-то, отвоевывая у жизни все лучшее, что тебе нужно. Для этого дана молодость. Вопросами смысла задаются только старики и неудачники. Для них это способ оправдать волевую импотенцию и собственное бездействие. Но ты не такая, моя дорогая, и ты как никто способна продвигаться вперед семимильными шагами, обгоняя многих, значительно менее решительных и умных.
– Я ощущаю в себе это, но очень боюсь, что, продвигаясь этими самыми семимильными шагами, возможно, приду туда, куда совсем не хочу. И более того, я боюсь заблудиться и не найти потом дороги назад. Иногда меня посещает ужасная мысль: «А я ли это?». Иногда чувствую себя роботом, эффективно работающим по заведенной кем-то программе. И если б у меня совсем не было мозгов, я могла бы просто быть таким механизмом и не мучиться, не сомневаться. Идти себе вперед и идти… Но я мучаюсь, и я ужасно одинока в этом своем мучении, мне не с кем разделить мои сомнения. То ли вокруг одни несомневающиеся человекообразные машины, то ли мне лечиться пора…
Ромкины страдания, возможно, слегка отвлекали Елизавету от собственных мрачных мыслей, а может быть, временно придавали ее жизни искомый смысл. Ей, как никогда раньше, хотелось вернуть отца к нормальной жизни, возможно, потому, что ей это дало бы надежду на успешное завершение собственных поисков. Что могло бы стать еще большим утешением, чем отец, справившийся с самым тяжелым кризисом в своей жизни? Вот только ни молодая талантливая девушка, ни ее по-прежнему талантливый отец не могли разрешить все эти трудные вопросы за другого. Каждому полагался свой крест.
Ромка, вновь пройдя круг всех ранее известных ему способов утешения, на какое-то время погрузился в работу: мать, видимо, сжалившись над все-таки дорогим ей сыном, организовала для него продюсерский проект, о котором он мечтал многие годы. Воодушевление, посетившее Ромку поначалу, к сожалению, достаточно быстро сменилось сначала обесценивающим язвительным высмеиванием, а потом мрачным унынием. К тому, что не получалось блестяще и сразу, у нашего героя всегда быстро терялся интерес, и малейший намек на возможный проигрыш заставлял его заранее отрекаться от ценности происходящего и своего авторства в этом процессе. Проект шел ни шатко ни валко, и Ромка вывернулся из него, назначив вместо себя исполняющего обязанности, а сам задумал совершенно неожиданный для всех нас ход: решил поехать в Америку в надежде вернуть покинувшую его возлюбленную. До него якобы доходили слухи, что американская свадьба еще не состоялась и пока откладывается по каким-то загадочным причинам. Это обстоятельство необычайно воодушевило его, и он решился на дерзкий рывок.
– Я должен ее вернуть. У меня получится, я знаю. Она любит меня. И она вернется. Машуня не такая, чтобы выйти замуж за кого-то американского дурака. Мне нужно будет только убедить ее, найти правильные слова. – На этот раз совещание происходило на кухне бутовской квартиры. Валюшка занималась очередным заказом то ли в Хорватии, то ли в Словении. Катя поехала на каникулы к деду, поэтому в качестве главных совещательных голосов выступали снова мы с Лизой. Нам обеим совершенно не нравилась эта затея, поэтому в качестве группы поддержки для Ромкиной сумасбродной затеи мы явно не годились.
– Зачем ты это делаешь, пап? Неужели ты не понимаешь, что это невозможно?
– Что невозможно, Лизонька? Для двух любящих людей нет ничего невозможного! Любовь преодолевает самые немыслимые преграды. А тут какая-то Америка!
Если б такую сентиментальную сентенцию выдала я, он бы высмеял меня за идеализм и банальность выражений. Но я, по природе своей будучи доброй, воздержалась от комментариев на этот счет: совершенно очевидно, что влюбленный мальчик слегка не в себе.