Пока вы оба будете жить

Энтони Филипп Хилл был мужчиной лет сорока пяти, с круглым лунообразным лицом, румяными щеками, голубыми глазами, густыми коричневыми бровями и головой, не такой лысой, как у Мейера Мейера, но быстро достигающей этой цели. На нём был длинный белый фартук, и он не выразил никакого удивления, когда детективы вошли в супермаркет. И Браун, и Мейер автоматически предположили, что его жена заранее позвонила и предупредила, что они уже в пути. Хилл даже отдалённо не напоминал худощавого блондина на фотографиях, сделанных в церкви, но сыщики не могли отмахнуться от него только по этому поводу. Существовала вероятность того, что человек на фотографиях был нанят для похищения Августы — вероятность, правда, незначительная, но они признавали её таковой и просто пытались коснуться всех баз (термин из бейсбола — примечание переводчика) в игре, которую они всё ещё проигрывали. Энтони Хилл упомянул проститутке, что наконец-то отомстил полицейскому. Вот почему они были здесь — Клинг был полицейским.

„Я сразу перейду к делу, мистер Хилл“, — сказал Браун. — „Вчера вечером вы были с проституткой в борделе на…“

„Извините“, — сказал Хилл, — „но вчера вечером я был здесь, проводя инвентаризацию.“

„Нет, вчера вечером вы были…“

„Я провожу инвентаризацию каждый понедельник вечером“, — сказал Хилл.

„Конечно“, — сказал Браун. — „Но вчера вечером вы были в доме терпимости, которым управляет толстая старая баба по имени Мама Инес, и это в центре города, на Мейсон-авеню, также известном как Ла Виа де Путас, что переводится на английский как „Улица шлюх.“

Итак, вот где вы были вчера вечером, мистер Хилл, так что давайте перестанем шататься, ладно? И перейдём к делу.“

„Вы совершаете ошибку“, — сказал Хилл. — „Я очень надеюсь, что вы ничего из этого не рассказали моей жене.“

„Нет, пока нет, мы ничего из этого не говорили вашей жене“, — сказал Мейер, и в его голосе была такая нотка зловещего предупреждения, что Хилл немедленно повернулся к нему. Двое мужчин посмотрели друг на друга.

„Правильно“, — сказал Мейер и кивнул. — „Так вы хотите с нами поговорить или как?“

„О чём вы хотите поговорить?“

„Кто этот полицейский, которому вы отомстили?“ — спросил Браун.

„Что?“

„Он полицейский, который вас однажды арестовал?“

„У вас когда-нибудь были проблемы с законом?“ — спросил Мейер.

„Конечно, нет“, — ответил Хилл.

„Мы можем проверить“, — сказал Мейер.

„Так проверьте.“

„Вас никогда не арестовывали, да?“

„Никогда.“

„Тогда о каком полицейском вы говорили?“

„Я не знаю, что вы имеете в виду.“

„Вчера вечером вы были пьяны и сказали этой проститутке, что наконец-то отомстили какому-то полицейскому. Итак, кто такой этот полицейский?“

„Ох“, — сказал Хилл.

„Да, ох. Кто он?“

„Это местный полицейский.“

„Где?“

„Здесь. Дежурит неподалёку.“

„Как его зовут?“

„Кэссиди. Патрульный Кэссиди.“

„Что насчёт него?“

„Это длинная история.“

„У нас много времени.“

Это действительно была долгая история. И ещё это была скучная история. К тому же это было бессмысленно и являлось огромной тратой времени. Они ёрзали, слушая это. Когда Хилл закончил рассказ, воцарилось долгое молчание. Затем Браун сказал: „Позвольте мне прояснить это без обиняков.“

„Да, сэр“, — сказал Хилл.

„Этот полицейский Кэссиди новичок на должности.“

„Да сэр. Он здесь уже два месяца.“

„И он начал делать вам замечания о ящиках сзади.“

„Да сэр. Картонные коробки из гофрированного картона. Коробки, в которых поступает товар. Некоторые из них мы используем на кассе, когда у людей есть бутылки или…“

„Да, да“, — сказал Браун.

„…другие тяжёлые предметы, которые могут порвать сумку.“

„Ага. Итак, то, что вы делали, если я правильно понимаю…“

„Верно“, — сказал Хилл и кивнул.

„…до того, как Кэссиди приходил на смену, вы каждый день складывали туда коробки, а ваш мусорщик приходил за ними по понедельникам и четвергам.“

„Верно“, — сказал Хилл и снова кивнул. „Но Кэссиди сказал, что это нарушение.“

„Это нарушение“, — сказал Мейер.

„Так сказал Кэссиди“, — сказал Хилл.

„Он был прав. Постоянно держать эти коробки там — нарушение, если только это не тот день, когда мусорщик придёт за ними. Все эти коробки, стоящие там, представляют пожарную опасность.“

„Да, так сказал Кэссиди.“

„Итак, что случилось?“

„Он выписал штраф, и мне пришлось обратиться в суд, и это обошлось мне в пятидесятидолларовый штраф. Я сказал судье, что складывал там свои коробки с незапамятных времён, и никто ничего об этом не говорил, но судья сказал: „Ну, это нарушение, и мы не можем нивелировать великолепную работу этого полицейского.“ Так сказал судья.“

„Он был прав“, — сказал Мейер. — „Это нарушение.“

„Это то, что сказал судья, а также то, что сказал Кэссиди“, — сказал Хилл.

„Итак“, — сказал Браун, — „если я правильно понимаю…“

„Сейчас я держу коробки внутри, за исключением тех дней, когда приходит мусорщик. У нас есть кладовая, справа от мясного прилавка, если хотите, посмотрите.“

„Нет, всё в порядке“, — сказал Браун.

„Здесь я сейчас храню картонные коробки, кроме понедельников и четвергов, когда выношу их на улицу мусорщику.“