Зимой она, визжа, будет нестись на санках, как казалось тогда, с очень высокой горки, ведь деревья тогда были большими, а позже, когда пойдёт в школу, чертить под громкую музыку замысловатые линии фигурными коньками на расположенном рядом стадионе и всего–то за десять копеек, получив в кассе синенький узкий билетик, переобувшись под трибунами и, сдав в раздевалку, войлочные сапоги. Вокруг неё будет взлетать плиссированная синего цвета юбка, ведь модных штанов или брюк, как у нынешних детей, у неё не было. И плевать, что ботинки коньков не белого, а тёмно-бежевого цвета. Дед смог «достать» только такие, хотя, чего уж там, хотелось, конечно, белые.
На майские праздники, как обычно, в парке включат фонтан, как теперь понимаешь довольно бедненький, в центре которого стояла, разумеется, устремившаяся в космос к неизведанным планетам с облупившейся краской ракета. Но других фонтанов Лариска в раннем детстве видеть не могла и с удовольствием смотрела на упругие тонкие струйки воды. Ей всегда хотелось смеяться, бежать вокруг фонтана и черпать ладошками выброшенную из ракеты воду, отмывавшую запылившуюся за осень и зиму разноцветную весёлую мозаику чаши. Воробьи, сбившиеся в оголтелую стаю, шлёпали по краю чаши, осторожно дотрагиваясь до воды, а потом, напуганные Ларискиным бегом, вылетали из неё и топали по мокрому песку своими крошечными худенькими лапками. Первомайскую демонстрацию они, как обычно, встретят вместе с Басё с красным флажком и заранее надутой Дедом охапкой воздушных разноцветных шаров, стоя на своей троллейбусной остановке, провожая идущие к площади колонны. Потом шары Лариска, бегая около остановки, разбрасывала по ветру, чтобы всё вокруг становилось ярче и праздничнее.
В любое время года они с Дедом будут ходить смотреть, как экскаваторы выкапывают в их городе огромную яму, которая потом станет водохранилищем. На его берегу Лариска так и проживёт потом всю жизнь. До водохранилища на том месте протекала река, а на лугу летом цвели колокольчики, но не голубые, как в лесу, а какие-то то ли бордовые, то ли коричневые. Пахли они, прямо сказать, не очень, даже очень «не», а вот сам цветок был словно выкроен из плотной бархатной бумаги или вылеплен из замысловатой материи. Есть ли они сейчас где-нибудь эти колокольчики? Как-то никогда больше не встречались. Хотя, вполне возможно, где-то на реках и растут они себе потихоньку. В общем, Лариска эти колокольчики любила. Перед походом на строительство они с Дедом всегда заходили в гастроном, где ей покупалась полоска пастилы, которая лежала в картонной коробке у кассы и стоила все те же десять копеек.
Когда немного подросла, лет с пяти, Лариска, гуляла самостоятельно, без Басё. С дворовыми девчонками в траве за беседкой они ловили синекрылок, которые так и скакали между травинками и цветами, называвшимися по дворовому мыльниками. Конечно, были во дворе и бархатцы, и золотые шары, но как окультуренные цветы, они росли в палисадниках, а вот мыльники – повсюду. Сейчас как-то и мыльников этих тоже нет. Синекрылок либо выпускали, либо, привязывая тонкой катушечной ниткой ненадолго за лапку, держали поверх травы, любуясь, как они судорожно машут своими голубенькими полупрозрачными крыльями, почему–то не заботясь об их перепуганном состоянии. Конечно же, их потом всё равно выпускали, но некоторых уже с повреждённой лапкой. Тогда Лариска считала, что это такой вот необычный кузнечик и не заморачивалась по поводу его правильного названия. В мае в углу двора зацветала, покрываясь белоснежными кружевами, ароматная черёмуха, запах от которой распространялся по всей округе и особенно ощущался вечером, когда начинало темнеть. А потом на черёмухе появлялись вяжущие рот чёрные ягоды, которые дружно съедались их сбитой дворовой командой.