Пока живешь, душа, люби!..

Все ипостаси
Гибельного рока —
Мои:
Пацан-солдат,
Бездомник, тать,
По каторжным и беженским дорогам
Пройдя, я мог на Родину роптать.
Обрубленные руки
Что напишут?
Что мертвый
Докричит издалека?
Работай, медсанбатная строка,
Избавленная жизнью от излишеств.
Прильну к земле —
Мольба со всех сторон:
«Склонись
Над красным
И над темным полем,
Оставь себе
В казеннике патрон
И в дикость масс
Кричи о мертвых нас,
Пока храпит
Стреноженная воля».
Исполню все, что требуете вы,
Гулаговцы,
Бездомники,
Солдаты.
Как пуля в пулю, —
С Вами!
Дата в дату —
Прошел по рубежам по болевым.
Все вами недожитые лета
В груди моей не для другого раза.
Я рядом с вами шел, не по пятам,
По зову сердца шел,
Не по приказу.
Как колос из земли —
Я весь из вас!
А лира, что ж,
Поэт — он ближе к Стеньке.
Есть те,
Что не уступят мест у касс,
А я свое не уступлю — у стенки.
Так много мыслей,
И одна другой
Полыннее.
Веками так нам пето, —
Как с бубенцом,
Что бьется под дугой,
Мы свыклись с тем,
Что царь
Убил
Поэта…
Мы в шорах.
Братья,
Милые, мы в шорах:
От кривды,
Не от правды мы седы,
Что бойню порождает лютый ворог,
А грешных судят
Правые суды.
Из века в век кочующая мразь
Бьет чистоту,
Уничтожая нравы.
Девиз дельцов:
Дыши — как в дождик травы.
Иначе — пуля.
Выше не вылазь.
И вот уж мне определяют место:
«Романтизируй. Воспевай прогресс.
Нам о тебе
До донца все известно.
Мы над тобой цари,
Твой суд и крест».
…Забыв одно,
Что в самый трудный час,
Припав к погостам тайным,
К обелискам,
Гулаговцы,
Солдаты,
Лишь на вас
Равняю путь
Далекий свой и близкий.
Корабль моей судьбы
Через ненастья
Идет еще.
И, дерзостью дыша,
Я понял:
Где идея выше власти —
Пригвождена
К распятию Душа.
Вот почему
В года большой неволи
Хрипящее ронял:
«Ку-ка-ре-ку!
Реку
Грядущую
Свободу-долю!
Ко-пе-еч-ку
По-дай-те
Ду-ра-ку…»
Хрипел —
В карьерный известняк,
Сдыхал,
Со всей страною
Надрываясь вместе.
Но зов мой
На-гора не долетал
Сквозь горизонт
Рудничного созвездья.

Шаг третий

Мне всегда нравились стихи Варлама Шаламова — даже больше, чем рассказы. Подобно прозревающему слепому, он открывает для себя в стихах мир. Сначала наощупь… Потом вдруг видит на оттаявшей скале цветок, учится распознавать запахи, краски. И вот уже для нас с такой же силой звучит симфония жизни. В стихах Шаламов именно поэт. А в рассказах — аналитик.

~~~

Михаил Сопин прозы вообще не писал, поэт и аналитик в нем сливаются, а с годами аналитик стал преобладать.

Есть еще один очень важный момент: Сопин пишет на несколько десятилетий позже. Колымский страдалец исторически не мог видеть того, что открылось последующему поколению. С тех пор общественное сознание ушло далеко вперед. Уже издан «Архипелаг Гулаг» А. Солженицына, раскрыты архивы НКВД…

В конце восьмидесятых двадцатого века в полный голос о лагерях еще не говорили и Московское издательство стихи Сопина на эту тему отмело. А он входит в нее все глубже. Поначалу это еще не раскрытие темы — скорее, ее предчувствие в знакомом песеннообразном строе:

«На холме три тополя, три ракиты…»

«Без весла, без шеста я плыву на плоту…»

Но чем круче сворачивает он с освоенной дороги, тем труднее не увязнуть в трясине. Стихи теряют прозрачность, становятся громоздкими, тяжеловесными, перегружены «непоэтичными» подробностями.