Пока живешь, душа, люби!..

Бейте, ходики жизни напрасной,
Воскрешайте мой голос и взгляд,
Чтоб в багровом закате
Над Трассой
Мог я вспомнить,
Как гуси летят…
Небо в сине-свинцовой полуде.
Отплясал артбуран, отплясал.
И летят через майский полудень
С поля боя
Надежд голоса:
«Брат-цы, брат-цы…»
Рукав опустелый
Мнет солдат —
Нет другой, про запас?
«Пей, славяне, за правое дело,
Пей, душ-ша мир-ровая, за нас!»
Мировой океан одиночек
Пил-бурлил у черты роковой.
И слезу утирал пулеметчик
Госпитальным пустым рукавом.
Смех. Объятия. Слезы.
Все было…
Босячье, что с пути сорвалось,
На распутьях глубинного тыла
Принимала земля, как отброс.
Возвращались солдаты степенно
В оглушающую тишину.
Безотцовщину
Серою пеной
За волной поднимало волну.
Стоп! Замерзни, волна,
До предела
Дай осмыслить:
Сиротство и тиф,
Кто нас в детстве
Преступными делал,
В мясорубку родных запустив?
Перед кем или в чем мы повинны?
Изначально понять помоги:
Кто бросал нас
Под траки, под мины,
Самосудчикам под сапоги?
Извращенное бойнею детство,
Ты не знало, что близок твой час,
Будешь в зеркало мира глядеться,
Катастрофой страны отразясь.
Помню наш пацанячий шалман,
И его —
Пусть меня не осудят:
С виду Пришвин,
Но дьявол по сути.
И слова —
Ядовитый туман:
«Навались, безотцовщина, ешь!
Можно выпить за батьку, за деда,
За меня — подполковника СМЕРШ,
И за нашу, конечно, Победу.
Жуйте, жмурики, дело не в хлебе.
И мозги вам мутить не хочу:
Жаль мне вас,
Голодрань и отрепье,
Но Закон избавляет от чувств.
Зря мы, что ли, вскопытили мили
Под стальным и свинцовым дождем?
Немчуре хребтовину сломили,
А на вас-то
Управу найдем.
Наша слава, бесславие ваше —
Воедино не вяжется нить:
Каждый должен хлебать свою кашу.
Что вы можете? Грабить да бить.
Свой, не свой, на дороге не стой…
Надвигается долгий ваш вечер:
Восходить вам
На брег на крутой
Под набат обвинительной речи».
Ясновидца, пророка, урода
Рокотал,
Тиком корчился рот:
«К-к-кто-то до-олжен же
Быть вне народа,
А иначе — ур-родец народ?
И не надо пощады просить.
Гнить вам, дохнуть,
В отвалах пылиться,
Греть тщедушием дали Руси,
Скрыв в метелях цинготные лица.
Все для вас:
Воркута и Тагил,
Через степи —
Каналы И. Сталина.
Сколько ваших дурацких могил
Будет в Тундре Великой оставлено!»
Как в узде ты, Россия, в системе.
Из булата, звено ко звену,
Тянет цепь твое горькое семя,
На поглядки скликая страну:
Дуй, народ,
Кто — на казнь,
Кто — на праздник,
Леший во поле — наш манифест,
Хватит-хватит отъявленной мрази,
Отдаленных и каторжных мест.
Сашки, Мишки, Иваны и Стеньки…
Глянь в глаза, отвечать не проси,
Вот она — хошь в цари,
Хочешь к стенке —
Кровеносная бездна Руси.
Мать-землица, я знаньем изранен.
Нету края у пропасти. Нет.
С боевыми шагал номерами,
С номерами — на тощей спине,
В «светлый путь», по погибели серой,
А на две стороны — хоры вьюг:
Обреченные думы — на север.
Отвлеченные мысли — на юг.
Замерзая в дороге, сгорая,
Добрались мы до всех полюсов,
Рекордисты Чукотского края,
Коногоны Печорских лесов.
Гуси черные, где же вы?
Где вы?
Обломали вам крылья-бока…
Предрекал
Пустозерский мятежник,
Что сгорит наша жизнь в кабаках.
О великий бунтующий Отче,
Я несу в себе дух твой и прах,
И душа не желает молча
На своих отплясать
На кострах
Мракобесия,
Лавочки-печки!
Вот и жаримся мы, что досель
Ты, свобода,
В железной уздечке
Крутишь смертным надежд карусель.
Не одно отцветет бабье лето,
Прежде чем нас, живых, отклянут,
Кто придет после госпятилеток,
Испытав просвинцованный кнут,
Из-за «речки», Ухты или Томска…
Нас приветят:
«Пой, ласточка, пой».
Это мы явим к жизни потомство,
Что уйдет во вселенский запой.
Знала б женщина, мать и жена,
Что родится
На выжженном месте?!
На безлюбье любовь начинать —
Порождать неизбежность возмездья.
В темном поле —
Жизнь в трауре белом.
И хочу закричать: «Не моя!..»
Но — моя. И одна… Отлетела
И обуглила сердца края.
Да. Все так. Путь безумен. Огромен.
Но и мы
В своих клятых делах
Деспотию крушили,
Что в доме,
Здесь дышать нам
И жить не дала.
Всех распял он,
Убийца, ублюдок.
Уж не спутаю
Свет с темнотой.
Уж не слышу железных побудок.
Уж не рявкнут вдогонку мне:
«Стой!»
Только память порой,
Как граната,
Саданет и поднимет года…
Все, кто грел Магадан и Анадырь,
Уходил, пропадая во льдах,
Все, кто полз по полярному снегу,
В безысходности
Шел на рывки,
Кто убит при попытке к побегу —
Все вы в сердце моем, мужики!
И былой СВЭ[2]

, и уродина —За гонимых, за проклятых нас
Я приполз
В тебя веровать,
Родина,
Надсадив сухожилья о наст.

1989 г.