Пока живешь, душа, люби!..

…На станции Чепец, когда Михаил уже со справкой об освобождении ожидал транспорт, его пригласил в гости «гражданин начальник» — капитан Виктор Тарасович Лепко. Достал бутылку, стаканы.

— Тебе хорошо, — говорил капитан, плача, в расстегнутом мундире. — Идешь на волю. Можешь стать дворником, сторожем… кем угодно. Общаться с нормальными людьми и никогда сюда не возвращаться. А мне некуда освобождаться, у меня не хватит сил начать новую жизнь. Я ничего не хочу и не могу…

«Из далей харьковские клены…»

Из далей харьковские клены
Сквозь сумрак полувековой:
«Вставай, проклятьем заклейменный!» —
Шумят над белой головой.
Родимые,
Все так непросто:
В едином с вами Я строю Встаю,
Забитый на допросах,
Над бездной лагерной встаю.
Уходим мы…
Прощаться скоро
Придется,
Беженцы войны.
Сиротство красного террора —
Вы все в душе моей равны!

Мундир и суть

Плыл едкий запах первых дней войны.
Орал Мундир
Тяжелой силы речи.
Он главным был.
И представлял в дни сечи
Парад, декор, двойное дно страны.
Витийствовал,
Кровавый глаз кося,
Светился, как фонарь над преисподней:
«Без нас — без нас —
Грядущему нельзя!
Без прр-ровокаций!
Дом горит сегодня!»
Да. Верно. Дом отеческий горел,
Как и потом —
И двадцать лет, и тридцать…
И вышло так.
Что взрослой детворе,
Уже клейменной
На родном дворе
Развалинами душ не исцелиться.
Мой крестный путь —
В пожар из-под огня.
Без этого нельзя понять меня.
Сорок второй. Нас жгут со скарбом всем.
Горят косички, ленточки матросок.
И по живым свинцовый хлещет посох —
Страшней приказа 227[3]

.И тут я понял: если не осилю —
Конец.
Мундир — пустышка. Лжив. Дыряв.
Пополз… за полумертвую Россию
Держась руками в желтых волдырях,
По чьей-то крови,
По своей скользя.
И с той землей
Мы больше, чем друзья…
Любовь, Отчизна,
Вождь — пустые звуки
Для тех, кто чтут
Мундир или Указ.
Я Родину свою
Вблизи, вдали
Найду без вас,
Душою, что болит —
Как у солдата отнятые руки.
В окопы — с ней,
В забои и застенки.
Жрал грунт окопный.
Полыхал и зяб.
Скипелись мы —
Как кладка древней стенки:
И подорвав,
Нас разделить нельзя.

«Нет в наших голосах идиллий…»

Нет в наших голосах
Идиллий.
В эпоху пряника-кнута
Под рельс звенящий
Мы ходили,
Считая версты и лета,
От севера и до востока
Ни звезд, ни бирок —
Кто таков?..
По всей дуге судьбы жестокой
Без нас не сыщешь рудников.
Ангарск ли, Куйбышев, Каховка,
Волго-Донская ли вода,
По фотокоровской сноровке —
Другие лица и года.
Мы шли и шли без соцзащиты
Сыны войны, войны иной.
Державным страхом рот зашитый
Мычал проклятьем и виной.
В Усолье мрачном
И у Лены
Под пулеметный говор вьюг
Нам правда
Разрывала вены,
Творя
Историю
Свою.

Корабль