Пока живешь, душа, люби!..

Иллюзий нет.
Мой путь почти что пройден.
Каков итог? Осмыслим рубежи.
Впитал, вдышал я
Ужас «малых родин»,
Чтоб навсегда
Одной, большой,
Страдая, жить.
Жестокий век,
Жестокий личный опыт.
В нем ослепленье и прозренье в нем.
И что пришлось, отхлопав, перетопать,
Уж никаким не истребить огнем.
И в отдаленных тех краях недаром
Жевал свой хлеб,
Как жестяной осот.
Оттуда «десять сталинских ударов»,
Из далей тех осмыслил и высот.
Сбрось массовый психоз, народ, не рань
Себя лесами идолов в металле!
Оплачь калек войны, уродцев, рвань,
Их по твоим же просьбам заметали.
Иллюзий нет, душа.
Помыслим, стой.
Вглядись в фанерки звезд, в погосты-чащи.
Легко произнося: «Тридцать шестой…»,
Мы восхваляем мрак кровоточащий,
Тот, ножевой, жеребый злобой взмах,
С которого начнутся все расчеты:
Смешав идею Господа и Черта,
Чума свила гнездилища в умах…
Пока буржуев превращали в нищих
И тайная плелась интриг игра,
По приграничным росам
Танков днища
Ползли к воротам нашего двора.
Уже повержен Краков. Пал Париж.
О чем молчишь ты,
Каторжный дружище?
О чем с самим собою говоришь?
По проволоке ржавой
Одиноко
Скользит луна.
Свет камерный в окне.
О ней молчишь,
Теперь уж недалекой,
В Прибужье сталью дышащей войне.
Тревожно так.
Тревожно мне. Тревожно.
Вдруг резко обернусь —
Глаза в глаза! —
Все та же всеготовность.
Вновь возможно,
Команду дав: «Вперед!» —
Идти назад.
Когда энтузиазм бурлит, нет места
Для личного. Все объединены:
Клеймя «врагов народа», как известно,
Мы глушим мерзость
Собственной вины.
Да, да, да, да,
У нас все это просто.
Достаточно сказать:
«Тьма — свет. Свет — тьма»,
И светоч коллективного ума
Не отличишь от стадного уродства.
Вот только так,
Услужливо, уроды,
Вошли мы в тупиковый гололед.
Лишь только так —
От имени народа
Народ себя
На плаху и ведет.
Прикажут — бьем.
Заставят — возгордимся.
Притопнут — судим.
Совесть не в цене!
И вот идут уж по карагандинской,
По вечной по колымской целине.
Им несть числа. Шагают легионы…
А рядом — автоматы на ремне.
По всей — по всей земле приговоренной,
По той дальнесибирской стороне.
И гул призывов массовых
Неистов!
Гулаговцам-отцам не угадать,
Куда пойдут сыны-рецидивисты:
В разбой, в забой
Иль под плотину, в гать.
И лишь глава убийц пьянел от трона,
И зыркал, щурясь, в город и село.
И сонмы,
Миллионы похоронок
В страну
С востока,
С запада
Мело…

ПРИСПЕЛО ВРЕМЯ МАРОДЕРУ…

В июле 2003 года Миша взял в доработку стихотворение «Бой отгремел…» и написал посвящение: «Моим родимым — Леночке с Вадимом». Запоздалая признательность человеку, который никогда об этом не узнает — он умер в 2001 году. Не узнала об этом и второй адресат посвящения, жена Вадима Лена Кожинова. Связь наших семей порвалась.