Пока живешь, душа, люби!..

«У нас во дворе частями Красной Армии были прорыты профильные окопы, потом брошены. Окопы ошибочно выкопали за избой, а дом таким образом оказался на линии огня. Начались тяжелейшие бои. Однажды во двор заскочили двое молоденьких солдатиков и прямо перед окнами стали устанавливать пулемет, но никак не могли его заправить. Бабушка выскочила с поленом: „Куда ставите, сейчас начнут бить по хате, а здесь дети малые!“ Велела тащить пулемет на угол двора и там сама заправила пулеметную ленту.

Когда начинались налеты, мы с Катериной бежали прятаться в погреб. Бомбежки продолжались по трое-четверо суток… Я был в зачумленном состоянии. Когда сутками напролет бомбят, перестаешь испытывать страх за жизнь — безразличие полное. В таком состоянии солдаты, измотанные, спят прямо в окопах. Сейчас это совершенно не может быть понято… Скорее бы бомба попала, кончились муки.

Как сейчас вижу солдатика с оторванной рукой: он сидел, привалившись к нашей избе, обнял уцелевшей рукой остатки пустого рукава и раскачивался из стороны в сторону…»

~~~

В марте сорок третьего в результате неудачной операции советского командования по освобождению Харькова сразу три армии попали в «котел»: не считая погибших, триста тысяч солдат и офицеров оказались в окружении (выживших потом назовут предателями Родины). Немцы были не готовы к приему пленных в таком количестве. Их сгоняли в поле на участки, огороженные колючей проволокой, не кормили и не поили, а пытавшихся приблизиться местных жителей расстреливали. Стопроцентная смертность, тысячи больных тифом… В конце войны даже немецкий генерал Розенберг ужасался этой советской катастрофе.

~~~

Но некоторым из окруженцев удавалось избежать плена, и они небольшими группами, в одиночку, с помощью местных жителей пробивались к своим.

Однажды в хату Сопиных постучались двое летчиков, вероятно, за самым простым: поесть, напиться. Бабушка Наталья Степановна подозвала одиннадцатилетнего Мишку и велела ему вывести этих людей из окружения. Сызмальства облазившие все окрестности и прекрасно в них ориентирующиеся мальчишки действительно были лучшими проводниками.

…Он их выводит, наступает расставание. Со словами благодарности летчик снимает со своей груди «Орден Красной Звезды»: «Носи, сынок, ты заслужил». Можно представить, что значила для пацана такая оценка!

Таких орденов у него было два. В начале совместной жизни я сказала: «У тебя документы есть? Нет. Ну и не говори никому». Он и сам это понимал. Чем становился старше, тем возвращался к теме неохотнее…

Наверное, я не стала бы об этом вспоминать вообще, если бы муж перед смертью не захотел сказать сам для радиозаписи. К нам домой пришла девушка из областного радиокомитета. Михаил догадывался, что запись последняя, и не ошибся. Сказал: «Пусть микрофон слушает». Разумеется, в эфир не прошло, но запись сохранилась.

~~~

Пятого июля сорок третьего в тех местах началось величайшее в истории Второй мировой войны сражение — Курская битва. Вместе с бабушкой и другими сельчанами Мишка вытаскивал раненых с поля боя. Погиб братишка Толик. Михаил переболел тифом. Ушел из дому, скитался по военным дорогам, и, как записано в предисловии к сборнику стихов «Свобода — тягостная ноша» (Вологда, 2002 год), «периодически находился в действующих войсках Советской Армии, принимал участие в боях армии генерала Москаленко». Война закончилась для четырнадцатилетнего подростка в танковых частях в Потсдаме.

~~~

Мальчишкой присягнув на верность армии именно тогда, когда ей было труднее всего, поэт до конца жизни не изменил позиции:

«Моя армия — это армия 1941 года — начала 42-го. Еще ближе скажу: моя армия — отступавшая. Удивительно, я так устроен: болею за команду, которая проигрывает. Они ближе, понятней…»

Ирине