Покаяние

Альсада глянул на Эстратико. Ага, быстро же у тебя сбился нравственный компас! Любопытно, осознает ли юный коллега последствия таких действий. Участь двух женщин окажется решена единым росчерком синей шариковой ручки, зажатой в правой руке полицейского. Одну перестанут искать, а вторую никогда не найдут. Человека осудят за преступление, которого он не совершал. До того захотелось «справедливости», что ты не понял, во что вляпался. Незаметно, без шума и церемоний. Подправить одну-единственную деталь, чтобы все сошлось. С этого все и начинается.

Альсада решил надавить сильнее.

– Пантера ответит за то, чего не совершал.

– Хм… Теоретически – да. Ответит за другую женщину. Но это уравновесит чаши весов правосудия, так сказать. – Эстратико откашлялся. – Догадываюсь, о чем вы сейчас подумали…

Сомневаюсь.

– Что правосудие должно вершиться иначе. Честно. Четко.

А вот и нет. От правосудия он ждет лишь пристойного разрешения отвратительной ситуации.

План был не без изъянов. Взять хотя бы Галанте. Ему это точно не понравится. Впрочем, если комиссар утратит доверие министра, то заручится расположением влиятельного семейства. В какую позицию это поставит его в эквилибристических играх темных сил Буэнос-Айреса? Трудно сказать.

Другая сложность – Пантера. Человек, обладающий двойной неприкосновенностью. Как конгрессмен он пользуется парламентским иммунитетом – его нельзя будет допросить и сделать фигурантом расследования без разрешения Конгресса, а шансы на то, что там соберут внеочередное совещание, ради того чтобы бросить на растерзание одного из своих, близки к нулю. Мало того, речь идет о человеке, не побоявшемся похитить саму Эчегарай. Эчегарай! Он что, не знал, кто она? Исключено – они были знакомы, иначе она не села бы в машину. Он наверняка понимал все последствия. Это какую безнаказанность надо ощущать, чтобы решиться на подобное? А может, все случилось непредумышленно. Хотя риск чересчур велик, чтобы совершить такое даже в аффекте, да и что могло стать триггером? Из-за чего потенциальному кандидату в президенты прийти в такую ярость? Cherchez la femme, как пишут в старых детективах.

– А он симпатичный?

– Сеньор?

– Он симпатичный, а, Эстратико? Красавчик ли этот конгрессмен Пантера, или он один из тех семидесятипятилетних мумий, которые засыпают в своих кожаных креслах во время заседаний?

– Он довольно молод… Если по статистике…

– У тебя что, глаз нет? Давай, не стесняйся.

– Ну… Думаю… Да, его можно назвать красавцем. Но я не понимаю…

– Благодарю.

Роман. У них был роман. Они встречались.

Но зачем ему убивать свою возлюбленную? Бритва Оккама: самая простая гипотеза и есть верная. Она забеременела. И тут началась настоящая древнегреческая трагедия: позор именитого семейства, конец многообещающей карьеры, неизбежный вопрос «что же нам делать?». А следом и неизбежный ответ на этот самый неизбежный вопрос.

– Сеньор?

– Эстратико, мы никогда не закончим, если продолжишь мне мешать.

Если во власти Пантеры сделать так, чтобы исчезла сама Эчегарай, что он сотворит с нами? Два простых полицейских точно не станут для него преградой. Он будет биться с ними не на жизнь, а на смерть, словно крыса, загнанная в угол. Он ничем не побрезгует. Раздавит их, как мух. Альсада заметил, как у него задрожали руки. Даже комиссар их не спасет.

– Эстратико, – наконец произнес Альсада, – лучше нам во все это не лезть.

Полицейский помрачнел. Где же я уже видел такое разочарование? Ах да – я его вижу каждый вечер за ужином в глазах Сорольи. «Тебе безразлично», – всякий раз попрекал его племянник. При чем тут безразличие? А может, наоборот, только в нем и дело. В том, что мне не безразлично.

– Идея неплохая, Эстратико. Совсем неплохая… И все же сегодня мы и без того потрудились на славу, тебе не кажется? А Норма наверняка скоро вернется, – уверил он скорее себя, чем помощника.

– Но, сеньор…

– Послушай, – сказал Альсада. – Я все обдумал. Сам не любитель подобных решений, но выбора у нас нет. Есть ситуации, над которыми мы не властны, и сейчас мы столкнулись с одной из них. В понедельник всем этим займется Флорес.

Без четверти три. Обычно, если не получалось выехать раньше двух, он звонил Пауле и предупреждал, что опоздает к обеду. Хоакин взял телефон. Снова автоответчик.

– Паула, это я. Еще на работе. Знаю, о чем ты сейчас подумала. На обед опоздаю. Галанте засадил меня за отчет. Н-да… Приеду, как только закончу, хорошо? Соролья с тобой, дома? Скоро увидимся. Чао! – Он устало повесил трубку.