Покаяние

Пока все трое шли в спальню, Альсада думал, вдруг Вукич отреагирует на Соролью так же, как он в тот день, когда впервые увидел племянника: впервые взяв мальчика на руки в стенах Британского госпиталя, Хоакин изумился, до чего тот легкий, но сколько излучает тепла. Казалось, ему вручили крошечную горячую розовую картофелину, завернутую в простынку с голубым крестом. Чтобы родители не забывали, кому на самом деле принадлежит их сын. Когда Хорхе Родольфо и Адела сообщили ему о своем решении назвать малыша в честь дяди, Хоакин плакал несколько дней.

Но нет. Вукич энергично наклонился вперед, скользнул взглядом по клубочку, свернувшемуся у них на кровати среди множества подушек, и отвернулся. По пути к выходу, поравнявшись с Альсадой, он сказал только:

– Я хотел посмотреть, ради кого мы все это делаем.

Вернувшись на кухню, комиссар резко заторопился.

– В общем, мы все решили, – подытожил он, застегивая пиджак. – Никакого нытья. И выходок вроде утренней. – Его тон смягчился. – Если хочешь до самой пенсии бумажки перекладывать, Альсада, можешь просто попросить об этом. Теперь у меня нет иного варианта, кроме как отстранить тебя от работы, а если Галанте подаст жалобу…

Инспектор кивнул в знак согласия.

– Я позвоню Петакки, – пообещал Вукич и многозначительно повел бровями, глядя на Хоакина, застывшего в безмолвной покорности. – Он разузнает, где они, и проводит нас туда – сегодня же. Мы и так потеряли немало времени.

Хоакин уставился в пол.

– Да, сеньор.

– И последнее: стоит такое недешево, – добавил Вукич. – Репутация у этого человека безупречная, но он, как ни крути, наемник.

– У нас есть кое-какие сбережения, – подала голос Паула.

– А вы? – Хоакин наконец задал вопрос, который крутился у него в голове весь вечер.

– Я? – переспросил Вукич самым невинным тоном.

– Да, вы.

Что вы хотите в обмен на вашу помощь?

– Обсудим это позже. Пока что у тебя и так есть о чем беспокоиться. Заеду за тобой через пару часов.

– Да, сеньор.

– И оденься соответственно.

– Да, сеньор, – сказал Хоакин, хоть и не понял до конца, что это значит.

Вукич взял свою шляпу с кухонной стойки, слегка поклонился Пауле и вышел.

18

1981 год

Суббота, 5 декабря 1981, 23:10

Точно пес, стерегущий свой участок, Хоакин снова устроился у двери, ведущей с кухни во двор. Он где-то читал, что именно здесь безопаснее всего пережидать землетрясения. «Землетрясением» их мать прозвала Хорхе Родольфо, когда он еще был мальчишкой. В один из дней, устав от его бесчисленных проказ, она в очередной раз взмолилась, чтоб он успокоился. «¡Eres un terremoto!»[39] – вскричала тогда донья Альсада, надеясь в глубине души, что он изменится, но умом понимая, что вряд ли. Terremoto. От латинского terra, земля, и motus – движение. Точнее прозвища и не придумаешь. Казалось, младший из братьев Альсада с самого своего рождения ежедневно стремился соответствовать этому эпитету. Он всегда был шумным, резким, безудержным. На крещении двоюродного брата сиганул с крыши дома в фонтан, прямо в праздничном костюме. Хоакин улыбнулся. На каждом из поворотов своего жизненного пути Хорхе сотрясал землю, а потом нетерпеливо и с каким-то болезненным любопытством ожидал последствий.

А Хоакину всегда хотелось убежать и спрятаться. Он сбежал, и довольно успешно, из трущобной квартиры у самой железной дороги, где оба росли в такой страшной тесноте, что чувствовали себя сельдями в бочке. Он хотел сбежать и с юрфака, так и не сумевшего его увлечь всерьез. Он вечно сбегал с происходящего в участке. «Искусство допрашивать свидетеля недаром зовется искусством, – говорил профессор Ираола с кафедры, едва закрывавшей его могучие бедра. – Хороший юрист задает только те вопросы, ответы на которые ему уже известны». Юному Хоакину тогда живо представилось, как закоренелые, отъявленные преступники раскалываются перед Ираолой под впечатлением одного только его внушительного вида. Но Хоакину их ответы были не нужны.

– Ты так и не поел толком, – заметила Паула с кухни.

Иногда он удивлялся, как вышло, что он женился на женщине с таким прозаическим складом ума – казалось, главной целью ее жизни было сделать так, чтобы он не голодал и не мерз. Хоакин заглянул в кухню и увидел, что она накрывает фольгой тарелку с лазаньей.

– Всего кусок съел! – возмутилась она. Тревога пробуждала в Пауле страсть к готовке. А в Хоакине – аппетит.

Вот почему я женился на женщине с таким прозаическим складом ума.

– Большинство диетологов не рекомендуют съедать за ужином более одного кило лазаньи…

– Справедливо, – заметила Паула, – но для всех остальных.