Покаяние Менгеле (СИ)

Концлагерь Джине был очень не рад. Его обитатели обвинили меня в безумии, так как я привел это невинное существо сюда. Я не был расстроен таким отношением, однако немного прибывал в печали.

И Джине концлагерь не понравился. Она увидела тут множество людей, обреченных на смерть. Целые массы, на которых весит одежда как на вешалке. Она вопила, пыталась проникнуть к ним, пыталась помочь, билась с солдатами, пока я её не утихомирил. Что за ребенок? А также она с мольбой в глазах долго смотрела на меня, затем попросила им помочь. И я упал в бездну рассуждений. Я любил малышку, но не мог переступить через себя, чтобы помогать другим, особенно заключенным. Я не мог этого сделать. Я попытался ей объяснить в чем дело, но Джина меня не слушала и обозвала чудовищем, а затем непрерывно рыдала. Я не мог ничего сделать, опять винил себя во всём.

Она хотела ещё осмотреть заключенных и я ей это позволил. Мне пришлось объявить о том, что она моя и трогать её категорически запрещено.

Я сел в своём кабинете и дал свободу мыслям. Чувствую, моя девочка только начала бороться за свободу узников, я думаю её другой идеей не заразишь. Но почему она не пользуется данным ей положением? Почему не становится как Грезе? Почему? Мы все живем в Третьем Рейхе, мы выросли на том, что нам внушали. Мы — высшая раса, которая должна порабощать низшие. Но Джина будто не выросла здесь вовсе, будто не давала клятву фюреру. Австрия давала ему клятву ещё несколько лет назад, она свободна сдалась нам и приняла наш политический строй. Но Джина совсем другая. Почему? Что с ней случилась, что она почти не знает о современном мире? Не понимаю, совсем ничего.

Но было предельно ясно, что она родилась не под куполом Рейха.

Дверь тихо скрипнула и в мой кабинет уверенно вошла Ирма Грезе. Она как всегда была прекрасна. Невинный ангел с душой дьявола. Она стала напротив меня и выпрямилась.

Улыбка её говорила о добрых манерах, а вот слова нет:

— Герр Менгеле, буду с вами откровенна. Зачем вы привели в наш концлагерь этот бесполезный биомусор? Его ещё и бить нельзя, это правда? — её голос содержал сталь и бархат одновременно.

Я был шокирован таким тоном Ирмы и понял, что она говорит о Джине. Я грозно посмотрел на неё, пытаясь запугать. Однако Ирма и не думала боятся. Её тон разозлил меня, но я держался.

— Итак Ирма, у этого как ты говоришь биомусора есть имя. Джина моя девочка, я никому не позволю её обижать, даже тебе. Она моя, ясно?

Её ледяные голубые глаза вспыхнули. Она хотела убедить меня, что Джина совсем здесь не нужна.

— Менгеле, но как же? Эта ваша Джина бесполезна! Она только пришла и уже начинает нам мешать. Она мешает работать, понимаешь? Её необходимо ликвидировать, да и она совсем странная. Её манера одеваться и прическа её выдает за другого человека. Она не немка, Йозеф, — Ирма была очень уверенна в том, что говорила.

Я не удивлялся этому настрою, а ещё больше тому, что она её сразу невзлюбила.

— Кто она? — потребовала ответа Грезе.

И вот, самое страшное наступило. Не думаю, что Ирма одобрительно отнесется к тому, что моя девочка из заключенных. Эта красивое чудовище не обладает острым умом, рассуждать оно не способно.

И всё таки я сказал ей правду, после чего она рухнула в диван и удивленно посмотрела на меня. По её мнению, я

был жестоким, холодным, хитрым, лживым и пожалуй находился под влиянием какого-то “разумного” фанатизма.

Она видела во мне то, что хотела видеть. Она видела во мне Ангела Смерти.

— Йозеф, что значит она бывшая заключенная? Ты не можешь рабу убрать рамки! Ты не можешь наградить её нашим статусом! — кричала она в отчаяние. Я понимал, что ей больно, ведь не оправдало моё решение её таких мелких надежд. Не скажу, что Ирма любила меня, я лишь знаю, что она бы с удовольствием занялась со мной любовью. Однако, такого не было и не будет.

Ангел Смерти был согласен с ней и это было единственное во мне, что всегда согласовалось в этим существом, жившим инстинктами и всё равно называемое человеком.

— Какова причина, что ты дал ей полные права? Неужели эксперимент будет настолько грандиозный? — её глаза сверкнули. Она очень надеялась, что не ошибается. Осталась у неё надежда на эксперимент.

— Джина не материал и ставить опыты над ней я не буду. А причина по которой она здесь — очень проста. Я её люблю, — говорил я с удовольствием, наблюдая реакцию надзирательницы.

Улыбка Ирмы слегка поблекла, но удержалась на ее губах. Разочарование в полную мощь коснулась её. Надзирательница побледнела и руки её судорожно затряслись. Я не знал на что она там надеялась, но реакция у неё была пылкая. Её глаза метались от меня к двери и она не знала, что делать.

Рот её открывался, но оттуда не доносилась не звука. Казалось она сейчас заплачет.

Я с интересом наблюдал за ней и немного боялся. А что если она будет тут крушить всё вверх дном?

Грезе встала и чуть не упала обратно на диван, но обуздав свои ноги, поспешила уйти отсюда.