Показания поэтов

Я написал, что собираюсь предпринять путешествие по краям, которых я ещё не знаю, и, чтобы познакомиться с этими местами, я буду их проходить, сочиняя истории, которые мне подскажут пейзаж и атмосфера. Я собираюсь странствовать по этим местам, как бродячий рассказчик и, с другой стороны, как странствующий художник, который ещё до прибытия в новый для него город может уже занести его физиономию в путевой Vade Mecum, изучив панораму издалека. Я смогу изучать незнакомые мне ландшафты и заинтересовавшие меня городские виды с помощью простого устройства для расчёта перспективы, которое использовалось в старину, но поскольку я иду в эти места не за картинами, а за историями, мне ещё понадобится колода карт. Так что, кроме бродячего рассказчика и пейзажиста, во мне существует немного и от гадалки. Хотя, если говорить более серьёзно, мне просто захотелось наконец отдать всего себя тому романтическому занятию одинокого пешехода, для которого места и города, мимо которых проходит его дорога, имеют только такое значение, что они помогают ему продолжать путь, не имеющий более ясной цели, чем уйти куда угодно из этого мира, anywhere out of this word (однако именно по дороге к тому, чего ты ещё не можешь себе представить, всё вокруг тебя привлекает к себе особое внимание и может иметь неожиданный смысл). Кстати сказать, остров Готланд, на который меня впоследствии пригласила Гунилла Фореен, представляет собою образцовое место для такого рода прогулок и устремлений. Но с самого начала меня вдохновляли, разумеется, сумрачные пейзажи и жилые места Карельского перешейка, где благодаря характерному русскому запустению хорошо даёт о себе знать то загадочное, что существует в этих северных приморских краях и всё ещё помогает понять таких странствующих энтузиастов минувших веков, как молодой Карл Линней или Элиас Лёнрот. Меня, однако, воодушевляли примером живые люди и вполне сегодняшнее искусство. Я даже не знаю, кого мне следует вспомнить в первую очередь75. Я давно не перестаю думать о великом (в моём понимании этого слова) бельгийце – Тьерри Де Кордье, – в жизни и в работах которого, ставших известными за последнее десятилетие, можно найти пример такого островного существования и такого отрицания нелепости, имеющей называться искусством, которые следовало считать утраченными со времён романтизма. Юра Лейдерман – мой друг, и это, пожалуй, не поможет мне сейчас убедительно объяснить, какое большое и мало с чем сравнимое значение я вижу в его сочинениях и в его работах; во всяком случае, в другой раз мне ещё придётся упомянуть о его некоторых ландшафтных занятиях, имевших для меня самый серьёзный смысл, потому что в современном искусстве трудно найти другие такие примеры, где поэтический выбор места, суть произошедшего тут дела и продолжающие эту историю записи, рисунки, а также другие произведения связываются такими отношениями, которые придают им невероятный, но безошибочный привкус реального – и к тому же окрашиваются спасительным в данном случае юмором. Вот почему, когда я принялся записывать суть «Путешествия нигилиста», Юра оказался не только моим лучшим другом, но ещё и единственным из близких людей, которому мои соображения могли быть понятны без лишних слов.