Показания поэтов

P. S. Я уже было заснул, когда вспомнил одно замечательное место из предисловия Мандиарга к его роману. Надо сказать, что в 1962 г. Бретон сказал одной журналистке, что он «никогда не заключал сделок <нрзб> с поэзией, с любовью и со свободой». Так вот, 15 лет спустя его младший товарищ Мандиарг пишет, что «в своей жизни испытывал страсть только к любви, к языку и к свободе». Мне очень понравились эти нечаянные и перемена мест, и уточнение слагаемых.

обнимаю,

    ВК.

P. P. S. Катя отложила свой отъезд на день, я могу написать ещё пару строк. Безделье, всё-таки, замечательная вещь: по крайней мере, за последние годы я очень привязался к тому разложению собственной личности, которое проявляется в рассматривании «профилей зверей на теле человечьем» (как выразился Вяч. Иванов) без всяких целей… Да и Вовина квартира, с одной пустой комнатой, увешанной какими-то водолазными костюмами, и книжным шкафом, полным приключенческой литературы, в другой комнате, очень располагает к тому, чтобы слоняться по ней без дела. Я в основном занят тем, что перебираю приключенческие книги пятидесятых годов в поисках колоритной графики и, наверное, отправлю тебе что-нибудь факсом на следующей неделе. Читать мне совершенно не хочется – и кого-нибудь видеть, честно признаюсь, тоже. С утра меня мучают воспоминания о сновидениях, которые были давно: точнее сказать, я отчётливо чувствую, что их как бы ещё и не было, потому что дни и ночи протекают совершенно пусто, вся реальность жизни собирается… я не знаю, в складках и зазорах чего. Мне иногда кажется, что такая же, только скрытая в подсознании и тёмная энергия – это поэтическое «изменить жизнь» – движет людьми в минуты маниакального зверства, хорошим намордником которого считается порнографическая и садическая литература. Но мне кажется, что дело тут посложнее, чем просто сублимирующий намордник, и что последнее на сегодняшний день ещё не сказано. Кстати, мы ведь тоже когда-то хотели «изменить жизнь», нет? Забавно, что когда я читаю эту фразу Рембо по-французски, то совершенно ясно, что речь идёт о своей собственной жизни, на русском же языке она отдаёт общественным душком. Причём это «изменить» связывается в моём мозгу скорее с самой переменой, совсем не с какими-нибудь другими видами на жизнь. Как жить в этой перемене? и т. д. И как ониризм отслаивается от сугубой скабрезности, которой сквозит вся жизнь вообще (честно сказать, я сейчас испытываю несказанные муки от необходимости «налаживать жизнь», т. е. разгребать квартиру, ставить вещи на какие-то места и т. п. Мне кажется, я бы просто умер от удара, если бы моя квартира вдруг приняла вполне «окончательный» вид. Что мне не мешает любить чужие обжитые квартиры, бездельничать в которых (я не захаровскую имею в виду) – лучше сна).

А вот позволь тебя ещё развлечь отрывком из взятой с полки книги Лурии о «потерянном и возвращённом мире»; помнишь, я тебе рассказывал о солдате, которому пробило голову и который потом 25 лет писал довольно маленький в итоге дневник своей амнезии (мне кажется, что бедняга Бретон очень пожалел бы об утраченных страницах этого произведения, которые Лурия отбросил за нечитабельностью); вот что он видел после ранения, когда приходил в себя в госпитале:

– Я вижу сквозь видимые мною предметы бесчисленное множество, просто мириады, шевелящейся движущейся мельчайшей мошкары, которая мешает долго глядеть на настоящие предметы. Из-за этой мошкары я не вижу нормально первой буквы (от центра зрения) такой чистой, а вижу её не чистой, общипанной, объеденной, с мерцающими точками, иглами, нитями, обсыпанными мошкарой. Всё это я вижу теперь своими собственными глазами, вижу сейчас сквозь окно этот островок зрения и в этом островке вижу, как всё мчится внутри островка и по кругу.

– Двое суток я просто глаз не смыкал, и в то же время как будто галлюцинации ко мне привязались… Вот скверно: закрою глаза и мигом спешу их открыть, а то в глазах видно что-то странное – лицо человеческое с ушами, с громадными, кажется мне, со странными глазами. А то просто кажутся мне различные лица, предметы и комнаты разные, и я скорей открываю глаза.

Умри, Гоффмансталь! А вот что пишет наш герой уже из жизни:

– Место для госпиталя прекрасное: на несколько километров вокруг видны небольшие возвышенности, покрытые сплошным хвойным лесом, а частью и лиственным лесом, а среди лесного массива выступают то там, то здесь большие озера! Есть что посмотреть, есть чем позаняться и отдохнуть. Всё тут же, среди разбросанных в хвойном лесу нескольких зданий-корпусов; слева и справа от корпусов – два большущих озера, где можно заниматься рыбной ловлей, ловлей раков и ловлей птиц… прогулки на лодках по озеру; прекрасная купальня, статуи и в воде и на суше, клумбы с цветами, цветы; порханье лесных птиц, бесконечный их гомон; прогулки за грибами, ягодами, различные игры на воздухе, танцевальная площадка, клуб, кино! Только отдыхай и развлекайся, да набирайся сил и здоровья!