Покажи мне свой мир (СИ)

Следующий всплеск сознания — моё тело окутало приятное тепло. Вода? Наверное. Я приоткрыл глаза и увидел над собой склонившееся беспокойное лицо Глэйда. Я попытался что-то сказать, но не было сил даже приоткрыть рот, я только тихо замычал. Постепенно я начал осознавать происходящее: я лежал в горячей ванне, Глэйд сидел на стуле рядом и периодически добавлял горячей воды, чтобы я не замёрз ни в коем случае. Через некоторое время я смог заговорить — силы возвращались ко мне.

— Я очень хочу спать, — мой голос прозвучал слабо, как у умирающего; мутант тут же сорвался с места и через несколько мгновений вернулся с полотенцем. Я попытался встать в ванне, но ноги меня не слушались, и я поскользнулся. Этот пируэт, исполненный изящества и грациозности, непременно закончился бы разбитой о бортик ванны головой, но Глэйд вовремя схватил меня. Я тут же оказался закутан в полотенце и перенесён на кровать. Сознание снова начало утекать от меня, и я урывками замечал движения Глэйда — вот он вытирает меня полотенцем, вот накрывает одеялом, вот гасит свет и уходит. Последняя недовольная мысль была о том, что он мог бы и не уходить, а остаться, если мне вдруг станет плохо или страшно.

***

Как выяснилось позже, я беспробудно проспал больше суток. Очнувшись, я тут же оказался передан заботливым ручкам Майки, который раскудахтался надо мной, будто я был его ребёнком, а не ровесником. Он носился вокруг меня, как угорелый, таскал мне еду в постель, разговаривал со мной, гладил по голове и рукам, укутывал меня одеялом, расчёсывал мои вечно путавшиеся волосы и вообще всячески старался мне угодить. Видимо, он привык ухаживать не только за своим малышом, но и за Бобом, и теперь у него освободилось много времени, которое раньше он тратил на этого монстра. Вот он и нашёл себе достойную замену. И, конечно, за таким красавчиком, как я, ухаживать наверняка было приятнее.

Постепенно я пошёл на поправку, и забот у бедного Майки снова стало слишком мало, а его деятельная натура не позволяла ему сидеть без дела. Он заскучал и был отправлен любящим мужем на четвёртый ярус, где находились больные и старики — и там он расцвёл, как редкий цветок, утвердив за собой прозвище «сестра милосердия», которое дал ему Глэйд.

С возвращением сознания ко мне вернулись и скорбные мысли насчёт Дюка. Я до сих пор пребывал в ужасе от того, что услышал, но у меня, всё же, оставались вопросы, на которые теперь мог ответить только мой сожитель, как я решил его называть. Вот я как-то и решил порасспросить его по поводу того дня, когда оказался здесь.

Глэйд, как обычно, сидел, уставившись в телевизор, вальяжно развалившись в кресле, которое появилось в квартире непонятно откуда. Его босые ступни, покрытые мелким узором чешуек, с удовольствием прижимались к тёплому полу, а руки были закинуты за голову, и вообще он сейчас производил впечатление наевшегося ленивого кота. Всё дело было в том, что моя беременность подтвердилась благодаря приборам, которыми меня прослушивали и просвечивали, чтобы удостовериться, что я здоров, и он был очень доволен тем, что скоро на его плечи обрушится тяжёлый груз отцовства. Я кашлянул, чтобы привлечь его внимание, но он и не подумал как-то отреагировать. Тогда я швырнул в него подушкой, и он поймал её, не оборачиваясь и не отрывая взгляда от экрана визора.

— Ты что-то хотел?

— У меня есть несколько вопросов, и было бы очень мило, если бы ты уделил мне хоть чуточку своего светлейшего внимания.

— Да пожалуйста, — он выключил визор и повернулся ко мне. — Я слушаю тебя.

— Расскажи мне, что произошло той ночью, когда все мои спутники исчезли таинственным образом из лагеря, а я остался совершенно один и попал в твои лапы.

— Ты правда хочешь это знать? Тебя вряд ли обрадует то, что ты услышишь.

— Слушай, я знаю, что они бросили меня. Думаешь, я вернулся сюда просто так? Я слышал, о чём они говорили. Дюк сказал, что выменял мою жизнь на свою. Как?

— Мы прочёсывали окрестности, ища следы выродков из Буффало, чем, собственно, занимались и ваши альфы. Мы натыкались на них частенько, но не трогали их, потому что дело у нас было общее. И хоть толку от ваших рейдов было маловато, мы позволяли вам бродить, где вам вздумается. Но мы были очень удивлены, когда учуяли запах омеги. У нас, как ты знаешь, омеги не рождаются — ну, почти — и грех был бы, если бы мы не взяли то, что как будто только нас и дожидается. Мы подошли к вашему лагерю и ваши, разумеется, проснулись — только ты спал, как сурок. Они-то, к их чести сказать, ребята тренированные. Они нас не видели, было темно, и они решили, что мы из Буффало. В темноте у них не было шансов нас победить, и мы предложили им сделку — мы не тронем никого из них, если они оставят нам тебя. Они согласились без всяких вопросов, и ушли примерно на милю, так чтобы им было видно тебя, а ты их не заметил. Они видели, как ты метался по лагерю и звал их, но уговор есть уговор, и они не дали тебе знать, что они рядом. Потом один из наших ребят взял тебя и отвёз сюда. А ваши вернулись за вещами и ушли. Вот, собственно, и всё.