Покажи мне свой мир (СИ)

— Ты не дашь мне порасчёсывать твои волосы? Знаешь, лысая голова — настоящая драма для омеги, и Арчи в этом плане повезло больше, чем мне. Я мечтаю о том, чтобы у меня были длинные густые волосы. Можно?

— Господи, да о чём речь? Конечно, можно! Я только буду рад, если ты распутаешь эти космы.

Мэган встал, вручил карапузика Майклу и, взяв с тумбочки у стены расчёску, с каким-то прямо-таки благоговением принялся расчёсывать мои волосы. Промучившись минут двадцать с моими колтунами, он нахмурился и отстранился.

— Слушай, у тебя волосы всё время так путаются?

— Да. Я их ненавижу.

— Давай я сделаю тебе причёску, которая решит твою проблему?

— Какую?

— Это называется дреды. Их делали люди когда-то, это удобно, они совсем не путаются. За ними нужен уход, но я готов взять это на себя.

— А как они выглядят?

— Давай я покажу тебе, — он отошёл к телевизору, встроенному в стену, который включал в себя и функции компьютера. Там он несколько минут искал что-то, а потом развернул фотографию на полный экран. На ней была девушка с длинными волосами, заплетёнными то ли в сосиски, то ли в сосульки. Смотрелось это странно, но интересно.

— И долго их делать?

— Ну, за отсутствием опыта, боюсь, я провожусь с этим весь день. Но зато тебе больше не придётся мучиться с расчёсыванием. Давай?

Я подумал, что всегда можно будет расплести, если мне не понравится. Так что я согласился. Договорились начать на следующий день, прямо с утра, чтобы до вечера точно управиться. Надо сказать, что процедура заняла, и правда, весь день, я ужасно устал, и у меня заболела спина, но в итоге результатом я оказался доволен — каштановые сосульки очень даже шли к моим высоким скулам и аристократическим чертам лица, и я готов был расцеловать Мэгана, который сотворил со мной такое чудесное превращение.

Майки тоже оценил мой новый образ, а Арчи ещё несколько дней без конца дёргал меня за дредлоки. Единственный, кто воспринял с иронией мой вид, был, конечно, Глэйд. Он старательно острил и поддевал меня, но я не реагировал — мне было важно то, что сам себе я нравлюсь, а этот чешуйчатый изверг может засунуть себе своё мнение куда подальше.

***

Мне требовалось время, чтобы привыкнуть к новой жизни вдали от солнечного света, среди стали и техники и в окружении мутантов. Омеги, конечно, скрашивали моё одиночество, мне приятно было видеть знакомые лица, говорить о том старом мире, который для всех нас оказался позади. Вспоминать вместе с ними детство, родителей, наши шалости, которыми мы доводили старших, но всё это не могло заполнить мою жизнь. Да и Глэйда я всё ещё сторонился, инстинктивно стараясь держаться от него подальше. Он не делал мне ничего плохого, но мне казалось диким и невозможным простое общение с ним, потому что он был мне никем. Отец моего ребёнка — и только.

Между нами ничего не было с той самой ночи, как я оказался здесь, да и не могло быть — я ему не муж, не любовник, а значит, спать с ним не могу. Я постепенно перестал его бояться, привык к его грубому и немного плоскому юмору, к его отношению ко всему и вся, но, чтобы стать ему другом, а уж тем более любовником, этого было слишком мало.

Счастливый в браке Майки прожужжал мне все уши по поводу того, что я просто ещё не понял, что чувствую, что, конечно, я полюблю его, что у всех так бывает поначалу — но мне ли не знать, что можно пять лет прожить замужем и при этом не знать, что такое любовь, нежность, страсть. Так что я не особо обольщался насчёт нас с Глэйдом. Да, мне некуда идти. Да, я остаюсь здесь и буду жить с ним. Да, я ношу его ребёнка. Но всё это так, потому что выбора мне не оставили. Глэйд, кажется, тоже не горел желанием жениться на мне и любить до гробовой доски, и разговоров на эту тему мы не вели.

***

Мне понадобилось почти три месяца, чтобы окончательно привыкнуть и смириться. Оказалось, что жизнь в общине не так уж плоха — то есть, она даже намного лучше, чем там, наверху. Живота ещё не было заметно, и я с удовольствием помогал Мэгану и другим омегам в детском саду, возился с малышами, готовился, так сказать, к предстоящим заботам.

С Глэйдом никакого общения так и не сложилось, он был всегда краток, говорил по делу и только с ноткой сарказма. После того, как я сам вернулся к нему, после той непривычной ласки и заботы, мутант ни разу не проявил ко мне даже обычного внимания. То есть, он был уверен, что я сыт, одет, здоров, и беременность протекает нормально — и этого было для него достаточно. Одним словом, я был чем-то вроде пробирки, в которой растёт и развивается его ребёнок, которую нужно поддерживать в оптимальном состоянии. Очень даже в его духе. Я не был грудой железа, как он называл Эла, но я был биоматериалом для размножения. Романтично, ничего не скажешь.