Покажи мне свой мир (СИ)

Сначала я подумал, что Эшби крепко ударился башкой, если говорит такую чушь. Но потом мне объяснили, что я — супруг главы общины, а значит, если Глэйд до сих пор без сознания, подобные решения принимать должен я. Это особенно умно и восхитительно, учитывая, что я ни черта в этом не понимаю. Ну, надо так надо.

Без помощи я бы не справился, и мне помог Джер. Мы собрали примерно пятнадцать (холостых по моей просьбе) альф, велели им взять столько оружия, сколько они могут унести, посадили их в два бронированных грузовика и отправили в Шеридан с наставлениями ни в коем случае не возвращаться обратно ночью. Лучше вернуться утром — так безопаснее. Джер поехал с ними — он был шестнадцатым и главным. Майки десять минут не мог от него отлипнуть, плакал и просил беречь себя, в итоге мне пришлось его оттаскивать и успокаивать, втолковывая, что днём им ничего не угрожает.

Занимаясь всей этой неразберихой, я упустил момент, когда очнулся Глэйд. Его уже перевели в палату, и ему выделили четверть часа, чтобы пообщаться со мной. Войдя в палату, я сразу же кинулся к нему, но, вовремя опомнившись, не обнял крепко, а только присел рядом и взял за руки. Он улыбался мне, тихо говорил, периодически устало прикрывая глаза, выслушал мой отчёт об отряде, отправленном к людям, похвалил меня за то, что я всё сделал правильно, но не прошло и десяти минут, как он стал тяжелее дышать и морщиться от боли, и ему снова начали вводить снотворное. Он заснул, всё так же держа меня за руки.

Я посидел с ним ещё немного, а потом отправился к тоже недавно очнувшемуся Нэду — у него теперь не было брата, а пожилых родителей решили пока не беспокоить. А ему ведь тоже хотелось чьего-то участия. Я держал его за руки, как и Глэйда, безо всякого намёка, просто чтобы он почувствовал мою заботу и сочувствие. Ему тоже хватило десяти-пятнадцати минут, чтобы устать, и я вернулся домой.

Теперь нам оставалось только ждать — когда поправятся ребята из отряда номер один и вернутся те, что из отряда номер два.

========== Глава 7 ==========

Джер и ребята вернулись, как я и предполагал, только наутро, чтобы избежать темноты. Мы, вообще-то, не были уверены, что тварь, убившая Пола и Грэга, не может напасть днём, но наши надежды оправдались, и отряд вернулся без потерь и даже без приключений.

Джер сразу же пришёл в палату к Глэйду, чтобы рассказать об успехах переговоров и о планах на будущее, которые они обсуждали с людьми, однако плачевный вид последнего вынудил отложить разговор на более благополучные времена. Глэйду, и правда, было совсем не до отчётов и не до планов, его страшные раны, хоть и затягивались быстрее, чем у обычного человека, всё же, причиняли ему нестерпимую боль, и он вряд ли смог бы сосредоточиться на разговоре о монстре.

Однако главную новость, всё же, он не мог не выслушать: в пустыне, рядом с перевёрнутым грузовиком нашли мёртвого зверя, именно того самого, который напал на первый отряд. Они всё-таки смогли его убить, прежде чем оно растерзало их всех. Джер с одобрения Глэйда распорядился о том, чтобы тело перевезли в лабораторию для исследования, и сам присоединился к группе альф, которые должны были этим заняться.

Мы с Глэйдом остались в палате одни. Я сидел на краешке его кровати и поглаживал по мускулистой руке, рассказывал ему о всякой ерунде, заставляя улыбаться, отвлекал его внимание от острой боли, причиняемой ранами. Теперь я знал точно, что с ним произошло: у него была рассечена грудь, как и у всех, но кроме того, бронежилет не защитил от когтей его живот, и только чудо спасло ему жизнь — ещё чуть-чуть, и были бы смертельно повреждены внутренние органы, а тогда ему бы уже ничто не помогло.

Мне как-то казалось, пока он был без сознания, что я закачу ему истерику, как только он очнётся. Я думал, что буду злиться и орать на него за то, что он подверг свою жизнь опасности и чуть не лишил нашего ребёнка полноценной семьи. Но каждый раз, когда я видел его измождённое слабостью и болью лицо, когда я брал в руки его ледяные ладони, когда видел, каких усилий ему стоит терпеть эту страшную боль, я и думать забывал о том, чтобы высказать ему всё, что я думаю о его идиотской смелости. Я чувствовал только сострадание и нежность, все мои мысли были сосредоточены на том, как бы отвлечь его, как облегчить его боль.

И, о Боже, он почувствовал, он понял всё, что я так резко осознал, когда увидел его на грани смерти, лежащим на операционном столе. Он не сказал мне ничего, но в его взгляде я видел такую благодарность за мою теплоту к нему, что у меня аж слёзы наворачивались на глаза. Он был тяжело болен, и ничто не приносило ему больше успокоения, чем моё сочувствие и ласка. Он выглядел по-детски трогательно, и во мне всеми красками играл материнский инстинкт.