Покажи мне свой мир (СИ)

Мы спустились в больницу, я отвел Дэнни к Нэду, которому пока было хуже всех, и оставил их одних, а сам направился к Глэйду. Он спал, и я присел тихонько рядом с ним, не касаясь его, только вглядываясь в его лицо. То, что он красивый, я заметил сразу, ещё тогда, когда увидел его впервые. Я боялся и ненавидел его, но уже тогда мне было ясно, что Дюк с ним и рядом не стоял. Он намного выше и гораздо лучше сложён, его мускулатура развита не в пример лучше, чем у Дюка. Выражение его лица, всегда немного ироничное, придаёт ему какую-то изюминку, тонкие губы, часто скривлённые насмешкой, чёрные глаза, всегда смотрящие с весёлой ноткой сарказма, его едкие шуточки и наглые замашки — всё это, безусловно, мне нравится. Он совсем не такой, как растяпа Дюк, который не умеет ни остроумно пошутить, ни рассердиться так, чтобы у меня коленки подгибались от страха, ни трахнуть меня так, чтобы я тут же вырубился без сил. А Глэйд вот умеет. Одним словом, Дюк не выдерживает такой конкуренции и я не понимаю, как вообще когда-то мог жить с таким, как он, да ещё и думать, что на лучшее рассчитывать я не могу. А вот оно, моё лучшее — лысое, нахальное, немного сумасшедшее и порой ведущее себя, как глупый подросток. Да ещё и подарившее мне ребёнка, на что этот мешок с мукой не мог решиться целых пять лет — и подумать-то смешно.

Глэйд беспокойно шевельнулся на постели и сжал кулаки, чем отвлёк меня от нежных и, откровенно говоря, восторженных мыслей на его счёт. Он просыпался, и я обхватил ладонями его большой кулак, в который мой крошечный кулачок, наверное, поместился бы целиком. Его глаза приоткрылись, и, увидев меня, он сразу же улыбнулся, хоть и слабо.

— Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, хреново, — ну, нормального ответа я от него и не ожидал.

— Надо позвать врача? Хочешь обезболивающее?

— Нет, не стоит. Надо как-то самому уже с этим справляться, сколько можно сидеть на лекарствах? Так у меня никогда болеть не перестанет.

— Ну да, ты прав. Тебе всё ещё нельзя есть?

— Можно, но я не буду. С капельницей проблем меньше. Это наименее болезненно и энергозатратно.

— Ну ладно, как хочешь.

Мы помолчали несколько минут.

— И долго ты тут сидел?

— Ну, минут двадцать где-то.

Он кивнул и легко улыбнулся — не насмешливо, а как-то нежно. Конечно, ему же приятно, что я был тут с ним, что я переживаю за него. Он лениво прикрыл глаза.

— А как ты-то? Прости, что заставил тебя поволноваться.

— Ничего себе, поволноваться! Да я тут чуть с ума не сошёл! Я так испугался, когда меня разбудили ночью и сказали, что вы, придурки, сунулись в пустыню впятером. Я думал, что ты умер!

— Прости. Я не думал, что всё так закончится. Я не думал, что это может стоить жизни кому-то из нас. А теперь Дэнни всю жизнь будет несчастным из-за меня.

— Ещё пара миллиметров, и несчастным всю жизнь был бы я, дебила ты кусок!

Он замер и ошеломлённо посмотрел на меня. Кажется, он даже забыл дышать, осмысливая мои слова.

— Что ты сказал? — он не произнёс это, а почти беззвучно выдохнул, и я бы не понял его, если бы не видел движения его губ.

— Я сказал, что ты подверг себя опасности, совершенно не подумав обо мне. Эгоист! Тиран! Ненавижу тебя!

Я ругал его, на чём свет стоит, а его улыбка становилась всё шире и счастливее. Я всё кричал и кричал на него, пока он не взял меня за руку. Я замер и как в замедленной съёмке наблюдал, как он подносит мою ладонь к своему лицу и прижимается к ней губами. Целуя мою руку, он неотрывно смотрел мне в глаза, а потом провёл моей ладонью по своей щеке и блаженно прикрыл глаза. Его руки опустились, а моя так и осталась на его щеке, нежно поглаживая. Он выглядел таким счастливым и довольным, что мне стало стыдно за свою вспышку обиды и злости. Я опустился перед его койкой на колени и склонился к его лицу, мягко прикасаясь губами к его пересохшим губам.

— Прости меня, я не должен был кричать… Просто я так испугался за тебя, мне было так страшно. Ну что бы я без тебя делал, а? Ну как бы я без тебя?

Он ничего не отвечал, только прижимался тёплыми сухими губами к моим, не давая мне толком говорить, и счастливо улыбался. Ну я же говорю — глупый мальчишка, как есть. Любит меня… Любит, я же вижу. Он тянулся за моей лаской, как ребёнок, и я с радостью дарил ему всю ту нежность, которая накопилась в моей душе. Я целовал его осторожно и трепетно, не возбуждающе, просто приятно, гладил по рукам, по голове, а он прямо млел и растекался лужицей, жмурясь, как кот и не желая отпустить меня от себя. Именно в таком положении и застал нас вошедший Майки. Он кашлянул, чтобы дать знать о своём присутствии, и мы нехотя отлипли друг от друга, глупо улыбаясь, как влюблённые подростки. Друг улыбнулся загадочной улыбкой Моны Лизы, когда увидел нас в такой красноречивой ситуации.

— Ой, ребята, помешал вам, извините. Я вот спросить тебя пришёл: как это ты Дэнни вытянул из его квартиры да ещё и сюда завлёк? Колдуешь, что ли, а?