Покажи мне, зеркало…

— В Англии. Моя мама была англичанкой, дочерью дворянина и я уверена, что, очутившись там смогу разыскать ее родителей, которые наверняка не оставят в беде родную внучку.

Я уже представляла, как обнимаю бабушку и дедушку, как утешаю и утираю горькие слезы при вести о гибели их дочери. Да, они будут расстроены, возможно даже убиты горем, но я смогу сделать все что в моих силах, чтобы вернуть улыбки на их лица и радость к жизни.

Боясь услышать отказ, я с такой силой стиснула пальцы собеседницы, что она невольно ойкнула и поспешила освободить их из моих рук, пока я не причинила им вред.

— Гм… Англия, говоришь?.. Ну, что же, дитя, если таково твое желание, то будет тебе Англия. Я сегодня же попрошу царственного брата оказать содействие в данном вопросе и предоставить в твое распоряжение одно из его быстроходных судов, которое в самый кратчайший срок доставит тебя к берегам нового дома. Надеюсь, там, ты сможешь обрести долгожданное счастье.

Я тоже на это надеялась и, осознавая, что возможно уже больше никогда ее не увижу, решилась сделать последнее признание, в котором рассказала ей о причастности моего брата к смерти Эрдема.

Кровь отхлынула от лица несчастной, когда я выложила ей все, что узнала от Зейнаб ханым. Почти бескровными губами и с мрачным блеском, появившимся в глазах, она еще раз, уже более решительно пообещала мне свою всестороннюю помощь и поддержку в побеге, и я не сомневалась, что данное мне слово она сдержит несмотря ни на что.

И вот, по прошествии трех дней, я стою на палубе быстроходной каперской шебеки, которая по особому приказу самого султана, должна была доставить меня целой и невредимой к одной из отдаленных бухт туманного Альбиона. Насколько я помнила, родовые земли маминой родни располагались в Беркшире, недалеко от городка Рединг, а значит нужно было хорошенько подумать о том, каким образом преодолеть последнее препятствие перед встречей со своими единственными родственниками, которые, надеюсь, обрадуются новообретенной внучке.

Отказавшись от денег, предложенных женой визиря, я распродала почти все свои украшения, оставив при себе только изумрудное кольцо, да украшенное бриллиантами ожерелье в виде символа нашего государства — Хары-бюль-бюль. Его, перед свадебной церемонией мне прислал отец, так как хотел, чтобы на чужбине я смогла сохранить при себе частичку родной стороны, и в чем-то он оказался прав, скоро я действительно окажусь на чужбине и все, что у меня осталось на память о Гызылдаге был сверкающий всеми цветами радуги цветок, на котором застыли печальные в своей красоте: роза и соловей.

Прощание с прошлой жизнью оказалось гораздо сложнее, чем я могла себе вообразить, так как оставляя позади все, что было мне дорого, я прощалась и с Марал, которая предпочла воспользоваться предложением матери Эрдема и вернуться на службу в султанский дворец. Я не винила ее, так как прекрасно понимала, что та неизвестная жизнь навстречу с которой я спешу, не для нее, не знавшей иной жизни кроме гаремной и не владеющей английским языком. Будь я уверена в собственном будущем, я бы сделала все, чтобы постараться убедить ее поехать со мной, но, увы, я ничего обещать не могла, так как сама не знала, что меня ждет, а потому крепко обняв ее на прощанье я сказала ей не то, что обычно говорит хозяйка своей рабыне, а что только сестра может сказать своей сестре:

— Будь счастлива, Марал, и пусть Всевышний всегда хранит тебя и отводит любые беды. Куда бы не забросила меня судьба, я буду радостью вспоминать те мгновения, что мы бок о бок провели рядом.

Стоя на пристани, она плакала навзрыд, маша платочком все то время, что я, стремительно удаляясь от берега могла видеть. Сдерживаясь при ней не желая показывать собственных страхов, я дала волю слезам лишь тогда, когда берег стал расплываться перед глазами оставаясь далеко позади. Кивнув стоящему на мостике капитану, который зная кто перед ним склонился в почтительном поклоне, я спустилась в отведенную мне каюту и рухнув на привинченную к полу жесткую корабельную койку, разрыдалась.

Тогда, находясь на распутье между прошлым и будущем, я еще не знала о том, что на пристани, за нашим прощанием с Марал следила еще одна пара внимательных глаз.

Чумазый мальчонка лет семи-восьми, надежно укрытый за грудой наваленных друг на дружку мешков с углем, шевеля губами словно старательно запоминая каждую увиденную подробность, проводил взглядом удаляющееся судно и усердно шмыгнув носом, с ловкостью зайца юркнул в ближайший переулок, где его уже давно поджидал человек обещавший щедро заплатить за информацию о переодетой девушке с глазами фиалкового цвета.