Покажи мне, зеркало…

Патрульные, как правило, не рискующие связываться с "божьими людьми", при виде нас тут же отходили в сторону, предпочитая избегать общения с теми, кто мог наслать на их род проклятья и нескончаемые беды. Кроме того, всем уже давно было известно, насколько могущественными могли быть религиозные шейхи — покровители каландаров, и искать неприятности на свою голову связываясь с ними и орденами, которым они служили, не хотел никто.

Таким вот образом, в один прекрасный день мы достигли границы между двумя государствами и несмотря на внутренние страхи, благополучно ее перешли. Дальше, наши пути расходились: дервиши продолжили свое паломничество в Конью, где собирались присоединиться к одному из многочисленных суфийских тарикатов, ну а мы, с Намигом и Натигом поклявшимися проводить нас до конечного пункта путешествия, обходными путями направились в Стамбул.

Едва добравшись до города, мы, в считанные минуты продав на рынке пару серег остановились на одном из постоялых дворов. Зная о том, что меня повсюду разыскивают люди Джабира, открыто появляться возле дома Ибрагима-паши было очень рискованно, поэтому все, что нам оставалось, это послать весточку Нилюфер-хатун, которая могла бы передать сообщение от меня в нужные руки. Ждать пришлось два дня, в течение которых, я успела напридумать себе все самое ужасное, поэтому крайне удивилась, когда увидела на пороге присланных визирем янычаров.

Пришла пора расставаться с нашими спутниками, что оказалось очередным испытанием для моей чувствительной натуры. Глядя в преданные глаза, я протянула им в благодарность мешочек с деньгами, вырученными за продажу украшений, но гордые крестьяне отказались, заявив, что служить своей госпоже их святой долг, и лучше пусть они умрут с голоду, но ни за что не осмелятся взять плату за то, что является их обязанностью. Долгие споры и препирательства ни к чему не привели и простившись с благородными братьями, мы в сопровождении большого отряда янычар были препровождены в небольшой дом, на пороге которого, к нашему удивлению, стояла моя несостоявшаяся свекровь — мать покойного Эрдема.

Еще свежо было в памяти предательство Зейнаб ханым, поэтому в первый миг я опешила, но широко распахнутые объятия и добрая улыбка расставили все по местам. Не сдерживаясь больше, я со слезами бросилась к той единственной, кому еще могла доверять.

В этот самый момент, я как никогда еще была рада тому, что за время ожидания на постоялом дворе успела помыться и переодеться хоть и в мужскую, но на этот раз чистую одежду, иначе просто не представляю, как смогла бы показаться на глаза в том виде, родной сестре могущественного султана.

Покончив с приветствиями и слезами после долгой разлуки, мы прошли вглубь комнаты, где, присев на уютной тахте с множеством мягких подушек из парчи в виде продолговатых валиков, называемых у нас — мутаки, наконец смогли перейти к разговору, интересующему нас обеих.

От почтенной женщины я смогла узнать о том, что при дворе султана давно уже известно о кровавых событиях в Гызылдаге и смерти всех членов ханской семьи. Она поведала о том, что люди Джабира действительно денно и нощно рыскают по городу в поисках княжны Фарах, этим-то и объяснялось то, что меня не стали привозить во дворец из-за опасений, что об этом тут же станет известно моему брату. Джабиру было достаточно обвинить султана в укрывательстве предательницы, чтобы спровоцировать войну, которую в Стамбуле сейчас старались избежать любым способом.

Как оказалось, из-за непростой политической ситуации, возникшей в последние годы и сильно ослабившей его влияние, османский султан ни за что не стал бы предоставлять убежище беглой сестре молодого хана и, ради укрепления связи с Гызылдагом и во избежание войны с персами, поддерживающими Джабира, сделал бы все возможное, чтобы вернуть беглянку обратно. Тот факт, что это могло стать причиной ее гибели, увы, не интересовал никого.

Умом, я все понимала, но сердце отказывалось верить в то, что я превратилась в разменную монету, которую как неодушевленную вещь передают из рук в руки.

— Что же мне делать? — уставившись на свои руки, лежащие на коленях, не поднимая головы спросила я. — Где искать спасения?

Она положила ладонь поверх моей руки и чуть сжав, виновато ответила:

— Боюсь, дитя, о том мне не ведомо. Могу сказать лишь что если тебе дороги собственные жизнь и честь, то не откладывая беги отсюда. Беги куда глаза глядят и больше никогда не возвращайся.

"Бежать? Но куда?" — мысленно задавая себе эти вопросы, я машинально теребила кольцо на указательном пальце. Огромный изумруд, будто подмигнув, таинственно сверкнул в свете горящих свечей и внезапно меня осенило. Ну, конечно. И как же я сразу об этом не подумала?

Однако, оставалась одна проблема, не разрешив которую уехать мне не удастся и поэтому я, отбросив в сторону гордость решила обратиться к женщине с просьбой:

— Я знаю, где смогу укрыться, но только путь туда не близкий и боюсь без вашей помощи мне не обойтись.

— Где же?