И не то было удивительно, что совершенно незнакомый человек обрадовался моему звонку, а то, что он говорил по- персидски.
Мое настоящее имя Эзатолла, — раздалось в трубке, — я из тех исфаганских грузин, которых двадцать лет назад вы отправили в Грузию! Помните нас? Мы все вас помним, приезжайте, пожалуйста, буду искренне рад.
Конечно же, мы скоро встретились. И я услышал невеселый рассказ о перевернутых судьбах. Но жалоб не было, хотя в прошедшие годы Эзатолла и его жена, тоже иранская грузинка, потеряли двух сыновей, дом, землю и стали практически бедняками.
Жизнь в Советском Союзе была очень тяжелой, — признался Эзатолла. — У нас оказался совершенно разный менталитет. И дело не в вере или условиях быта. Вы помните Исфаган: песок и камни?! А какой замечательный урожай грузины собирали на этой земле?! А здесь?! Чернозем выглядел как пустыня — люди совсем не хотели трудиться! В первые годы особенно мы были для многих как бельмо на глазу. Сколько раз тогда вспоминали ваши слова: не спешите, еще раз подумайте! А после провозглашения Грузией независимости сразу же началась война! Она полностью все смешала: убийства, разбои, грабежи на захваченных врагом территориях, полмиллиона беженцев. А затем еще десять лет всеобщего разорения под властью собственных воров- политиканов. Только недавно жизнь изменилась, дай Бог, чтоб так было дальше.
Почему же Эзатолла не уехал обратно в Иран? Он сам не сказал, а я не решился спросить.
Они с женой принимали нас в маленьком домике, расположенном на территории небольшого питомника. Помещение из трех комнат отапливалось железной «буржуйкой». Мы пили чай с ароматным айвовым вареньем. Эзатолла говорил о горьких, порой даже страшных вещах, но удивительно: в его словах не звучало ни злобы, ни даже обиды. Немолодой уже человек рассказывал про свою жизнь, ровесница жена подкладывала ему варенье и называла ласково — Резико. А я в этот момент вспоминал, как четверть века назад в Исфагане он — школьный учитель персидского языка и литературы — настойчиво убеждал меня принять его ходатайство и позволить вернуться на родину предков.
Ну а «фикус Бенджамена», завезенный, кстати, в Грузию из Ирана, мы получили в подарок.
Исфаган расположен на пути из Тегерана в Персеполис — столицу великой империи Ахеменидов, бывшую одним из центров древней культуры Востока. Поэтому через наш город часто проезжали путешествующие по стране иностранные дипломаты (никаких туристов в Иране тогда и в помине не было). Путь из столицы до популярных развалин — 900 км. Многие останавливались в генконсульстве на день-другой, осматривали местные достопримечательности и двигались дальше. В мои приятные обязанности входили прогулка с гостями по историческим местам и прием дома младшего дипсостава. Коллеги чувствовали себя очень свободно, живо интересовались историей города, которую, конечно же, и сами знали, но без таких подробностей, как я, много фотографировали, покупали недешевые сувениры и непременно приглашали в гости в Тегеран. От этих встреч сохранились светлые воспоминания и несколько замечательных друзей — болгар и чехов, с которыми отношения не прекращаются до сих пор.
В отличие от иностранцев, советским гражданам, даже дипломатам, праздные поездки по стране были запрещены. Поэтому если кто-нибудь из наших и посещал Исфаган, то только в составе делегаций различного уровня. В основном они состояли из солидных мужчин, отвечавших за вопросы развития двусторонних экономических отношений. Даже в жару эти люди не снимали белых рубашек и галстуков, а местную старину осматривали без восторженных эмоций, давая понять, что им это не в диковинку. Сувениров не покупали, экономя командировочные. Иногда среди них встречались продвинутые востоковеды. Помню, однажды в Шахской мечети, входившей в обязательную программу маршрута, какой-то иранец, сидя на коврике, заунывно что- то читал нараспев.
Молится по-арабски! — объяснил подчиненным глава сопровождаемой мною делегации, демонстрируя свое интеллектуальное лидерство.
Я прислушался: «Нет, не молится».
Ну да! Коран вслух читает, — просвещенно поправился он.
Нет, не Коран.
А что?
Поет по-персидски рекламу похоронной фирмы и адрес мастерской, где делают надгробные плиты.
Впрочем, «экономистам» такое было простительно. Знать язык и страну — не их прямая задача. Беда заключалась в том, что некоторые советские дипломаты находились на том же уровне.
В начале XX в. российская ориенталистика была необычайно сильна. Она делилась на научное и практическое направления (под вторым подразумевалась разведка). Здесь творили такие титаны, как Николай Рерих, Василий Радлов, Петр Чихачев, академики Бартольд и Марр! А чего стоит история генерала Корнилова, писавшего стихи на персидском, владевшего также дари! Боевое крещение он принял в Афганистане, где, переодевшись дервишем, пробрался в глубь чужой территории и добыл бесценные сведения о британской крепости Дейдади! А затем во главе разведывательного отряда скрытно прошел по восточному Ирану, той его части, которая на картах была отмечена белым пятном.