Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

Однажды на прием к Болдыреву запросился посол Великобритании. Дело происходило вскоре после штурма исламскими боевиками посольства США в Тегеране и захвата заложников. Аккредитованные в ИРИ дипломаты живо обсуждали вопрос «кто следующий?!» Обстановка в дипкорпусе, мягко говоря, была напряженной. Скорей всего, англичанин шел на встречу именно в связи с этим. Тут надо пояснить: посольства СССР и Великобритании расположены в самом центре города на одной улице. Их территории огорожены кирпичными заборами, между которыми — неширокая проезжая часть. Англичане с точки зрения безопасности находились в менее выгодном положении: у них мало земли и административное здание стоит вплотную к забору, а у нас земли много, здания расположены в глубине территории, а непосредственно за забором — огромный тенистый парк с большим бассейном и прилегающей к нему зоной отдыха с лежаками, креслами и столиками.

Серьезные дипломатические переговоры не допускают пустословия. После коротких приветствий стороны сразу же переходят к делу. Но британский посол начал беседу издалека:

Мы понимаем, сейчас все на взводе. Все ждут провокаций, мы это хорошо понимаем.

Болдырев выжидающе смотрел на собеседника.

Конечно же, надо быть наготове, — продолжал англичанин, — отрабатывать систему защиты! Мы это хорошо понимаем.

Болдырев терпеливо ждал продолжения.

Наша охрана тоже ждет нападения, каждый день идут тренировки.

«Чего ему надо?!» — подумал Болдырев, начиная слегка удивляться.

Мы все понимаем, господин посол, все понимаем! Но поймите и нас! Люди находятся на пределе нервного напряжения, наши заборы расположены в двадцати метрах друг от друга.

Было ясно: англичанин чем-то сильно встревожен, но причина оставалась загадкой.

Мне кажется, — вступил в разговор Болдырев, — вам стоит прямо сказать о сути вопроса. Если мы чем-нибудь можем помочь...

Да, можете и очень серьезно! — тут же ответил британский посол. — Нам известно, что советский спецназ интенсивно готовится к бою. Каждый день мы слышим, как ваши бойцы тренируются, и, я не скрою, это нас беспокоит. Их стрелковый тир расположен слишком близко к забору, стрельба идет в течение всего светового дня и даже в сумерки, до позднего вечера. Пока что пули не залетали на нашу территорию, но такое может случиться, и это реально опасно. Господин посол, мы просим вас перенести стрелковый тир от забора в глубь территории!

Болдырев посмотрел на собеседника серьезным понимающим взглядом и коротко, по-деловому ответил:

— Причина вашего беспокойства будет устранена. Если вопрос только в этом, считайте, что он решен!

Англичанин облегченно выдохнул, поблагодарил и отправился к себе через дорогу.

А Болдырев в тот же вечер собрал техсостав посольства и категорически запретил свободному от дежурств персоналу - рабочим, водителям, комендантам играть в домино в зоне отдыха у бассейна.

Приятно было, когда через пару дней британский посол позвонил и еще раз поблагодарил советского коллегу за принятые меры.

Вот какая веселая штука — дипломатическая работа!

В Тегеране, в отличие от провинции, жизнь дипкор- пуса всегда была насыщена массой событий! Еще в конце XIX в. один из царских чиновников, повествуя о ней, сообщал: «Бывало много балов и приемов. Устраивали даже разные спорты: скачки на ишаках, а также бег наперегонки между французом, немцем и русским. При этом француз и немец бежали пешком, а русский скакал на лошади. В основном же играли в карты и нарды, крупно и много».

В провинции таких приключений никогда не случалось, да и зарплата была — копейки! На эти обстоятельства в тот же период жаловался русский генконсул в Исфагане, сообщая о нелегких условиях государевой службы: жара такая, что донесения он пишет, исключительно сидя в бочке с водой.

По сути, с тех пор мало что изменилось. В Исфагане, правда, до исламской революции действовали консульства США и Великобритании (все — шпионы, ни одного «чистого» дипломата), но за пару лет до моего приезда их прикрыли. Поэтому дипломатическая жизнь в этой части страны ограничивалась моим общением с Растерянным и его со мной.

Что же касалось остальных сотрудников, то там тоже все складывалось непросто. Жизненное пространство техперсонала состояло из однокомнатной квартирки и небольшого консульского дворика. Двенадцать человек в течение нескольких лет обречены были общаться здесь только между собой: отпуск им не полагался, письма от родных шли около двух месяцев, наши газеты поступали одновременно с почтой, советское телевидение отсутствовало. Выход в город был ограничен, а нередко вообще запрещен: шут его знает, что может случиться — повсюду лозунги «Смерть СССР!». Туда отправлялись только группой, сообщая дежурному цель, маршрут и время возвращения. Транспорт — собственные ноги, далеко не уйдешь, только за хозмелочами и едой. Впрочем, на остальное денег и не тратили, копили для обустройства жизни в Союзе.

Общение с нашими специалистами на ТЭС и МЗ (там было много народа) для техперсонала генконсульства возможным не представлялось — эти объекты находились за городом.