Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

Шейх — красавец! Ему лет сорок. Маленький, толстый, с окладистой бородой, ручки короткие, пальчики пухлые, четки перебирает. Одет в цивильное черное, но туфли без задников[54]. Смотрит ласково, угощает. За спиной у него здоровенные парни с густыми сросшимися бровями, недобрыми лицами, в камуфляже, увешанные «калашами», человек десять.

Я — напротив, пью чай вприкуску из пузатого стаканчика и тоже дружески улыбаюсь. У меня за спиной наш полковник в ковбойке и джинсах, безоружный, один.

Между шейхом и мной низенький столик. На нем документы, которые следует подписать. Но я их подписывать не буду. Тяну время и думаю.

Любопытно, кто готовил эти бумаги? Дословно в них говорилось так: «Советский боевой самолет, с бомбами на борту, большим количеством вооруженных солдат, совершил коварное нападение на исламский Иран. Советская армия вторглась в святое воздушное пространство Ирана, а затем, осквернив его землю, совершила подлую агрессию не только в отношении исламского государства, но и ислама в целом». Пять страниц убористого рукописного текста. В конце сообщалось, что «в качестве жеста доброй воли, которого агрессоры не заслужили, иранцы передают нам целыми самолет и людей».

Стилистика текста а-ля «сказки Востока» с завитушками, эпитетами, восклицаниями. По форме смешно, по содержанию глупо. Запомнилось, что агрессия («таджавоз») в отношении воздушного пространства Ирана сравнивалась с надругательством (изнасилование — тоже «таджавоз») над девственницей.

Что делать? Признаться в военной агрессии и дефлорации и расписаться от имени СССР?!

Я понимал: эти блудни — творчество толстяка с позицией Тегерана не связаны. Но парадом сейчас командовал он.

Не могу, — вежливо начал я.

Что не можешь? — заботливо справился шейх.

Подписать не могу, — развел я руками.

Что это вдруг?

Это не «таджавоз», а «воруде эштебахи».

Кто так решил, уважаемый? Ты?

Нет, Имам Хомейни.

Не может быть!

И президент Хаменеи.

Да ну!

И председатель меджлиса Рафсанджани.

Ай молодец!

И ваш премьер.

Это всё?

Куда же больше?!

Хуб! — шейх погладил бородку. Его лицо излучало спокойную радость.

Посмотри, дорогой, — он повел головой в сторону горизонта. — Скажи, что ты видишь?

Солончак.

Посмотри на меня, — попросил он любезно. — Скажи мне, кто я?

Насколько я знаю, «шахрдар».

Э-э, — засмеялся шейх, — посмотри повнимательней, может, узнаешь, — он погладил ладошкой круглый живот и, не дождавшись ответа, весело объяснил:

В этой пустыне я — Хомейни, я — президент, председатель меджлиса, я же — премьер. Хочешь, спроси у людей, — он с улыбкой кивнул на охрану.

Я не стал возражать, но корректно стоял на своем, мол, не надо перечить рахбару[55], это — «воруде эштебахи».

Не признаёшь! — с легкой обидой констатировал шейх. Мы были в его руках, и он изгалялся.

Беседа в этом ключе продолжалась до вечера. Шейх был вежлив и терпелив (на Востоке хозяин не может иначе), но на прощание все же сказал:

Ты молод, наверное, хочешь жить. Скажи мне спасибо. Ведь наши афганские братья пока не узнали, что ты здесь гостишь.

Мы условились, что беседа продолжится завтра. Значит, до завтра еще поживем.

Когда полетим? — спросил полковник по дороге домой. За весь день он не понял ни слова, но, наблюдая за нашей с шейхом мимикой, допускал, что на проводах будет играть духовой оркестр.

Не знаю, — и я изложил ситуацию в общих чертах.

Слушай, давай доберемся до рации.

Нет, — ответил я твердо. — Будем пить чай.

Машина шла по проселку. На ухабах трясло. Во мне

булькало несколько литров кипяченой воды.

Перед сном я вышел из дома, сел на скамейку и закурил. Ситуация не из простых. Если толстяк играет «свою игру», управы на него не сыскать. Здесь в округе, кроме бандитов, двуногих, похоже, вообще больше нет. Знать бы, зачем ему эти бумаги? Политика или глупая блажь?

Небо светило яркими звездами, вокруг абсолютная тишина. Я пытался выстроить мысли, но они требовали опоры. А опираться было не на что. Неожиданно со стороны дорожки, проложенной к дому от летного поля, послышались шаги. В темноте показалась фигура мужчины. Это был вчерашний пасдар. Он подошел и присел на скамью.

Шейху звонил губернатор Систана, был недоволен, что бумаги до сих пор не подписаны, торопил. Шейх попросил еще сутки. Стой на своем, через день они отдадут самолет.

Ты знаешь, зачем ему эти бумаги?

Точно не знаю, куда-то хотят запродать.

И он исчез так же, как появился.

Полночи, прикрыв глаза, я гонял свою память крест- накрест, залезая во все уголки: встречал ли я раньше этого парня? Кто он на самом деле? Почему помогает? Его же живьем закопают в песок! Но ответить на эти вопросы так и не смог[56].

Следующим утром свидание с шейхом.

Я уже знал, как себя поведу. Стало ясно: он не мыльный пузырь, но и не крупный военачальник. Блефует. Надеется на испуг. Зависим. Действует по указке. Без спроса губить не станет, только если получит «добро».

Сама же интрига — борьба группировок. Надо задействовать Тегеран. Пусть столичные муллы покажут здешним, у кого чалма зеленее.