Двести лет прошло с тех пор, как русской публике были впервые представлены памятники совершенно незнакомой культуры – кельтской. Чуть раньше первое знакомство с ними состоялось у образованной части Западной Европы. И тут, и там самый восторженный прием ожидал «галльские, иначе эрские или ирландские, стихотворения», приписываемые барду III в., Оссиану, сыну Фингалову. Уже давно известно, что эти сочинения – действительно литературный памятник, но вместе с толкованиями, переводами и многочисленными литературными комментариями принадлежащий не кельтскому прошлому, а предромантической и романтической культуре Европы. «Стихотворения Оссиана» оказались не более чем литературной подделкой, принадлежащей перу шотландца Джеймса Макферсона, собирателя народных преданий и поэта. «Подделка» не равнозначна «выдумке» – Макферсон был одним из первых увлеченных собирателей кельтского фольклора и отлично чувствовал его своеобразие, которое, однако, сгладил в соответствии с собственным поэтическим вкусом. Дело в другом – к подлинной кельтской старине опубликованные им поэмы не имели прямого отношения, и в момент наивысшего подъема настоящей кельтомании, охватившей Европу рубежа XVIII-XIX вв. действительная связь с ней висела на волоске и грозила окончательно прерваться.
«Возможно ли, чтоб сии поэмы без помощи письмен, в народе варварском, не имеющем никаких наук, сохранены были до наших времен почти через четырнадцать веков?»{383} – спрашивал в своем Предуведомлении читателю один из русских переводчиков оссиановых поэм Костров. Понять, сколько связен сохранил шотландский и ирландский фольклор со столь давними временами, сделалось возможно именно и только тогда, когда на свет после долгого забвения были извлечены те самые «письмена», существование коих отрицал Костров, и которые читатель встретит в этой книге.
Да и кто в те времена знал об этих письменах, а, тем более, понимал их язык? В самом начале XVII в. Ирландия была вынуждена смириться с окончательным подчинением Англии. Почти все удобные земли были розданы англичанам и сословие ирландской аристократии было подорвано. Вместе с ней безнадежно пострадали и жившие под покровительством знати поэты – наследники древних поэтов и прорицателей – филидов и бардов, хранители старины и традиций. Такой угрозы своей национальном самобытности Ирландия еще не знала, а ведь ей пришлось пережить и разрушительные набеги викингов (VIII-XI вв.), и последовавшее через два века завоевание острова рыцарями-норманнами. Однако всякий раз, несмотря на разрушенные монастыри и сгоревшие рукописи, ирландская культура возрождалась и, словно черпая силы в самих потрясениях, знала моменты творческого взлета. Действительно тяжелые времена наступают для нее лишь с середины XVI в., при принявшем титул Короля Ирландии английском правителе Генрихе VIII. Именно он задался целью политического и военного умиротворения Ирландии, а проще говоря, выдворения ирландцев со своих земель и постепенного лишения их национального самосознания. Несколько позже, во времена Елизаветы, завоевания принимают, если можно так выразиться, сплошной характер, и тут Ирландии пришлось пережить такую волну разорения и крови, подобной которой еще не бывало. Это и погубило традиционную ирландскую образованность, поэзию и литературу. Попытки военного сопротивления ирландцев были окончательно сломлены в сражении при Кинселе (1601).
Можно, конечно, сказать, что культура погибла не окончательно. Ведь была создана в первой трети XVII в. «История Ирландии» – творение Джефри Китинга, ирландца по происхождению, трудам которого мы обязаны множеством ценных сведений по культуре и прошлому острова. И все же насильственные меры завоевателей очень скоро привели к тому, что не сама Ирландия, а страны континентальной Европы сделались прибежищем ирландской учености. Туда, куда некогда ирландские странники и монахи приходили как проповедники и основатели монастырей, теперь они явились как изгнанники, оторванные от своей страны. Все дело сохранения ирландской образованности и культуры сосредоточилось в XVII в. в многочисленных ирландских колледжах Саламанки, Антверпена, Парижа, Бордо, Лувена, Рима, Праги, Мадрида, Тулузы (подавляющее большинство из них прекратило свое существование ко времени Великой Французской революции){384}. В самой же Ирландии Джон Перрот, глава администрации Мунстера, предписывал «…всех бардов и сочинителей… лишить состояния и всякого добра, заковать в колодки, покуда они не оставят свою пагубную жизнь и не обратятся к иному занятию»{385}.