Похищение чудовищ. Античность на Руси

Сиринес описаны как великое морское диво, полудевы-полурыбы, «в пучине гуляющие» и сладко поющие для мореплавателей. Их «чудны гласы чудным шумом» настолько хороши, что едва ли не лучше ангельского пения. Заслушавшись, люди забывают обо всем, засыпают, после чего сирены, поднатужившись, топят их вместе с кораблями. Но хитроумный Одиссей ничуть не поддается искушению: он затыкает уши и себе, и спутникам, чтобы им не быть овеянными «подобным сна заблуждением». Более того, моряки убивают «боле тысящи» зловредных сирен просто благодаря тому, что оказались неподвластны их чарам (это соответствует некоторым античным версиям). Одиссей в ранних русских изложениях этой легенды вовсе не любопытствует послушать сирен и не выдумывает никаких привязываний к мачте.

Похожим образом сирены будут изображаться в XVIII в. уже в качестве назидательной эмблемы в печатной книге «Ифика иерополитика» и ее рукописном варианте (то есть кому-то так понравилась книжка, что ее переписали от руки и перерисовали картинки).

Аще тя молят, аще слезят д<е>вы,
Не ими веры: Сирены то лстивы.
Зри трупы многих, от притчи учися,
Весма от гласов таковых блюдися.

Ифика иерополитика

Здесь сирены — не только коварные губительницы, оставляющие за собой горы трупов, но и искушения мира в широком смысле. Автор говорит не столько о чудесном пении, сколько о содержании «песен», которым пленяются «сердца неутвержденных». «Бегай погибелнаго гласа сирен века сего» — поучает автор наивную молодежь. Правда, гофрированный воротник скромного юноши в перерисовке становится больше похож на бороду старца, а таинственные сирены приобретают ехидные выражения лиц, да и грудь (признак опасной привлекательности) у них выражена сильнее, но на обеих картинках рыбьих или птичьих хвостов как не бывало. Центральной фигурой эмблемы является, конечно, человек в лодочке жизни, а не опасные девицы.

Эмблема со льстивыми сиренами. «Ифика иерополитика» (гравюра и перерисовка). XVIII в.

Вообще, в древнерусской традиции жест затыкания ушей чаще характеризует порок: нежелание слушать хорошие советы или обличения в свой адрес. Символом такого неслуха на Руси становится аспид — летучий дракон, но изначально змея, легенда о которой восходит к Античности. Заклинатель, желая победить аспида, упоительно играет на дудочке или ужасно дудит в трубу, но змей стремится избежать поимки или смерти от этих звуков. Он пригибает ухо к земле, набивает уши грязью, затыкает кончиком хвоста ухо или даже оба уха — видимо, специально ради этого — раздвоенным хвостом. Среди подобных аспидов, диких зверей и змей изображали вздорных жен — злобных, глупых, упрямых, заглушающих голос разума. Но в Библии спасительное поведение аспида трактуется скорее как змеиная мудрость, то есть одобрительно (Пс. 57: 4–5). Именно такая традиция толкования становится популярной в западноевропейском Средневековье. Наряду с грешником, который не слушает увещеваний, аспид соотносится с праведником, не слушающим речи искусителя, или даже с влюбленным, который должен опасаться чарующего голоса своей возлюбленной, чтобы не потерять власть над собой [41: 383–384].

Отголосок такой интерпретации приходит на Русь благодаря сиренам, которые в поучительной литературе становятся символом ложных ценностей. Едва ли существуют рассказы, в которых сирена заклинает аспида. Но на Руси эти чудища явно подменяют друг друга в историях о столкновении с человеком. Вопрос только в том, на чью сторону нужно встать автору: охотника или жертвы. В поединке проповедника с грешником появится глухой аспид; в поединке праведника с искусителем будет прельщающая сирена. Главное, чтобы добродетельный человек не преподносился как монстр, хотя в позднее время появляется и такое.

Злая жена, затыкающая уши, среди чудовищ и гадов. Лубок по Слову Василия Великого, XVIII в.