Похищение Эдгардо Мортары

В 1850-х годах папа не только противился призывам предоставить евреям равные с другими подданными права — он еще и гневно осуждал подобные меры, когда на них шли правители других итальянских государств. Когда в Тоскане восстановили старый режим Великого герцогства и отменили недавно введенную конституцию, папа пришел в ярость, узнав о том, что конституционная норма, наделявшая евреев равными с другими правами, в том числе и правом учиться в университете, оставлена в силе[110]. В эпоху, когда абсолютистские принципы уже уступали место понятиям о правах человека и религиозной свободе, Пий IX оставался истинным приверженцем стародавнего богоданного миропорядка, при котором евреи считались всего лишь гостями, живущими бок о бок с христианами единственно благодаря милости церкви, до тех пор пока они не узрят свет и не обратятся в истинную веру.

Глава 9 Атака на папу

Пия IX удивило бурное негодование, вызванное делом Мортары. Хотя за двенадцать лет своего понтификата ему случалось подвергаться всевозможным словесным нападкам и против него даже поднимались бунты, его отношения с евреями как раз никогда особенно не осложнялись. В крайнем случае ему изредка приходилось откликаться на раздраженные письма от кого-нибудь из Ротшильдов, упрекавших папу в ущемлении живущих в Папской области евреев. Сам же Пий IX считал себя большим другом евреев.

Цепочка событий, которая привела мальчика в римский Дом катехуменов, началась с того, что до отца Фелетти, болонского инквизитора, дошли сведения о служанке-христианке, которая тайно крестила в Болонье ребенка из еврейской семьи. Согласно отработанной процедуре, Фелетти написал 26 октября 1857 года письмо уполномоченному Священной канцелярии инквизиции в Риме, кардиналу де Феррари, прося у него разрешения приступить к расследованию. В ответном письме от 9 ноября кардинал сообщил о результатах заседания Священной канцелярии, где обсуждалось дело:

«Ваше письмо от 26 октября, где говорится о крещении еврейского мальчика, было рассмотрено сегодня, и ваше предложение приступить к положенным процедурам, проявляя предусмотрительность, получило одобрение. Поскольку нам известно, что вы наделены достаточным благоразумием для проведения необходимого допроса… то вам разрешается приступить к делу. Решительно призываю вас действовать»[111]. Получив санкцию от уполномоченного из Рима, отец Фелетти вызвал в Сан-Доменико Анну Моризи. Затем запись ее допроса, подготовленная его секретарем, была отправлена в Рим, в Священную канцелярию, с просьбой о разрешении забрать ребенка из семьи. Ответное письмо из Священной канцелярии, содержавшее окончательное одобрение, было, по-видимому, сожжено инквизитором через год после похищения Эдгардо, когда из Болоньи изгнали кардинала-легата и свергли папский режим.

Как папа, Пий IX являлся номинальным главой Священной канцелярии и изредка посещал ее заседания. Когда речь шла о важных делах, перед принятием решения инквизиция советовалась с папой. Но в ту пору, когда в Священную канцелярию поступило дело Мортары, к нему наверняка отнеслись как к рядовому случаю, который требовал применения стандартных действий и правил, давным-давно освященных практикой инквизиции. Так как дело касалось семьи, жившей на территории Папской области, не возникало ни малейших вопросов относительно права инквизитора совершать любые действия, какие считались обязательными в подобных случаях. Присутствовал ли Пий IX хотя бы на одном из заседаний Священной канцелярии, где обсуждалось дело Мортары, или папу оповестили о нем заранее, нам неизвестно[112].

В последующей полемике, развернувшейся в прессе по всей Европе, обсуждался вопрос о том, одобрил ли папа изначально принятое решение, как и другой вопрос: если он узнал о свершившемся постфактум, то считал ли он, что Священная канцелярия и болонский инквизитор поступили правильно? И такие споры порождались отнюдь не досужими рассуждениями или праздным любопытством: для семьи Мортара и других евреев, выступавших в их защиту, вера в то, что папа ничего не знал об инквизиторском приказе и был поражен, когда о нем узнал, давала надежду на возвращение мальчика. Момоло Мортара точно придерживался такого мнения, по крайней мере в первые месяцы после похищения Эдгардо: добрый папа, полагал он, наверняка пришел в ужас, когда услышал о случившемся в Болонье, и когда он получит всю необходимую информацию, то непременно восстановит справедливость.