— Я уже говорил: пушту ненавидят всех. Но геев — более остальных. Ну а к тебе, — он немного помолчал, словно подбирая слова. — Теоретически, тебя он может принять за женщину. Хотя… Но у меня-то уж точно нет ни единого шанса.
Женщина стояла рядом с водительской дверью босиком. В правой руке она держала сумочку. В левой — обе туфельки. У одной из них отломан каблук. Она беспокойно переминалась с ноги на ногу — наверное, разогретые камни тротуара обжигали ей пятки. Лучи послеполуденного солнышка золотили забавный ёжик на её макушке. Из-под подола слишком короткого, цветного платья торчали ровные, гладкие, жилистые ноги. Нет, пожалуй, она не слишком нравилась Арьяну. Но она не уходила, выжидающе рассматривая стёкла его очков.
— Я отопру, — она указала на кованые, крашеные в тёмно-зелёный цвет ворота. — И вы сможете запарковать машину во дворе.
— Зачем?
— Хочу подняться с вами наверх.
— В мою «нору»?
— Да!
— Зачем?
Женщина молчала. Арьян рассматривал её. Грустно и одиноко, наверное, бедняжке. По виду она больше походит на изголодавшегося бродягу, гонимого, безродного, утратившего способность заботиться о семье. Да и само понятие «семья» для неё, скорее всего, вычитанный из книг старомодный термин. По сути она, как и большинство тех, кто населяет европейские города — никчёмное, озабоченное лишь собственными фобиями, дикое существо. Учебное пособие для модных психоаналитиков. Любые божества для неё всего лишь изображения и изваяния, хранящиеся в запасниках музеев или арт-объекты в лавке антиквара или в витрине вернисажа. Да. Такие любят глазеть на картины и изваяния. Умеют нажимать на кнопки. Их вселенная рациональна. Есть вера в знания, которые приводят в движение их убийственные машины, но и эти знания однобоки и неполны.
— Нет более несчастного в этом и том мире человека, чем тот, кто не соблюдает этику почитания Аллаха! — тихо проговорил Арьян на языке пушту.
— Я на минутку, — она сделала вид, что смущена и, наконец, прекратила рассматривать своё отражение в стёклах его очков.
Совокупляться с такой женщиной — страшный грех. Но она ведь что-то хочет от него. Зачем-то навязывается. Не боится. Не брезгует. Ею движет корысть, но не вожделение.
— Ты чем-то похожа на старшего сына моей третьей жены, — Арьян оскалился. Она подпрыгнула, словно асфальт, на котором она стояла, внезапно сделался ещё горячее.
— Афият — вдова моего дальнего родственника, — как ни в чём ни бывало продолжал Арьян. — У неё уже было трое сыновей, когда я взял её в свой дом. Старший из сыновей Афият — очень похож на тебя. Он работает официантом в пабе. Впрочем, теперь у Афият уже четверо сыновей и она…
Женщина не стала дослушивать его речь. Кинулась к воротам, быстренько открыла замок. Арьян наблюдал, как двигаются мускулы на её спине, когда она управлялась с воротами.
— Девочка-мальчик, — проговорил он на итальянском языке.
Потом он ещё несколько раз повторил эту мантру на каждом из известных ему европейских языков. А потом и на языке дари, и на пушту. А ещё через пару минут он ловко запарковал огромный «Мерседес» в узеньком дворике и выбрался наружу. Девочка-мальчик выжидательно смотрела на него. Нет, она не была блудницей и ровно ничем не напоминала сладострастную гурию из арабских сказок. Но она чего-то хотела от Арьяна. Зачем-то он ей понадобился. Третью неделю он живёт в Риме один, без семьи. А Мариам, и Замина, и Афият, и дети — все остались в Лондоне. Но совокупляться с бритой бабой? Докатиться да такой крайности? Всецело поддаться обычаям европейцев? Нет! Страшнее такого греха только богохульство. Арьян сглотнул горький ком.
Мариам помнит ручьи и пастбища Нангархара. В Лондоне ей душно. Ноги её отекают и болят. Замина намного моложе Мариам и она суть её ноги. Вдвоём им и не скучно, и легко вести дом и заниматься детьми. А Афият все жалеют, кроме Мариам.
— Твоему хозяину зачем-то нужно, чтобы ты обольстила меня, — сказал Арьян.
— Нет! И Джером мне не хозяин.
— Ты знаешь язык пушту?
Она осеклась.
— Мы сейчас на нём говорим, — ехидно заметил Арьян.
— Хорошо! — она подняла вверх и показала ему обе ладони. Этим жестом американцы демонстрируют свою лояльность.
Арьян рассмеялся.
— Я говорю на всех языках востока. Арабский, пушту, фарси, идиш. В том числе и на «мёртвых». Я специализируюсь на предметах искусства, изготовленных в Передней Азии в период…
— Не надо! Остановись! — Арьян скопировал её жест. — Пойдём, посмотришь мою «нору». Посмотрим вместе телевизор. Пива и вина я не пью. А насчёт остального… Для меня что ты, что твой Джером… Ха-ха-ха!